Один счастливый день - [15]

— У меня нет дома.

Не глядя на Катю, ее возлюбленный встал с кровати и принялся натягивать джинсы. Она не видела лица Валентика, но отчего-то была уверена, что он надулся и вот-вот заплачет.

— Как это нет дома? Ты же с родителями живешь?

— Не понимаю, с чего ты это взяла! Я же тебе говорил, что из дома я ушел. Давно.

— Прости, но я поняла так, что раз с Лерой ты не живешь… не мог же ты все это время… в ее квартире?

— Почему не мог? — обиделся Валентик. — Какая ни есть, но она мне жена… была. Квартира там огромная, три комнаты, целых три! Что мне, на улице ночевать?

— Ты говорил, что ушел от нее!

— Я уходил. Но потом ее увезли. В больницу. А у меня ключ был. Я и зашел. Она долго там пробыла, почти два месяца. Я и жил один, как отшельник. А потом Лера вернулась.

Валентик запнулся и замер, отбросив назад волосы и отвернувшись к окну. Он пытался изгнать из памяти страшное, бледное, окаменевшее Лерино лицо с сухо горящими глазами — таким он запомнил его, когда жена вышла из больницы. Она открыла дверь своим ключом и остановилась на пороге квартиры, увидев Валентика, Не спуская с негр глаз, медленно вытянула руку и отмахнулась, будто отгоняя навязчивое видение. Потом еще раз. И еще. И вдруг, поняв, что он здесь, он никуда не ушел, Лера отвернулась, прижалась к стене и как-то боком медленно сползла вниз…

Как она пришла в себя и скрылась в своей комнате, бывшей «детской», Валентик не видел — перешагнув через лежащую Леру, он вернулся обратно в спальню и рухнул лицом на широкую постель. И уснул — неожиданно быстро — и проспал до самого утра.

А все последующие дни, Валентик чувствовал это, Лера молча ждала, когда он соберет вещи и уйдет. Исхудавшая в больнице до последней степени, она ходила по дому как тень и вздрагивала всем телом, натыкаясь на бритвенные принадлежности в ванной, ботинки «Белутти» в коридоре, брошенную в раковине тарелку — на все, что так или иначе выдавало присутствие Валентика в квартире.

«Давай жди, может, дождешься, — думал он, с мстительной жестокостью нарочно громко проходя перед всегда закрытой дверью в ее комнату. — Так я тебе и съехал отсюда! Сама во всем виновата, сама меня предала, вот и сиди теперь там одна, и кайся, вобла вяленая…»

Мысль о разводе ему в голову не приходила. Валентик был уверен, что, придя в себя, рано или поздно Лера приползет к нему просить прощения за свое вероломство. Ребеночка ей захотелось, как же! Захотелось — вот и поплатилась за все! И, смакуя в постели одну за другой гавайские сигары, Валентин: предвкушал это примирение: вот открывается дверь и заплаканная, истерзанная чувством вины Лера бросается к нему, а он, чуть-чуть помурыжив ее для проформы холодноватым обращением, великодушно дарит ей великое благо — свое Прощение.

Но все эти мечты разлетелись в осколки. Вчера, разбуженный ранним звонком в дверь, полусонный Валентик принял из рук равнодушной почтовой работницы короткую телеграмму из Сирии: («Прилетаем понедельник, встречай, целуем, любим тчк Мама папа».

Теперь, в комнате Катюши, Валентик при воспоминании об этой телеграмме зябко передернул плечами: он не мог забыть отвратительного холодного липкого страха, который охватил его, как только смысл депеши проник в сознание. У Валентика взмокли руки, по спине побежали ручейки холодного пота.

Больше всего он боялся, что Лерин отец, огромный дюжий мужчина с крупными руками и строгим взглядом из-под очков (фотографии родителей стояли у Леры на прикроватной тумбочке) сгребет Валентика за грудки и начнет бить. Не знакомства с Лериньими родителями боялся он, не разговоров с упреками и нравоучительными наставлениями, а именно вот этого — физического воздействия на его хрупкую натуру огромных, налитых свинцовой тяжестью кулаков.

До сих пор Лера никому не сказала, что причиной выкидыша, приведшего к операции, после которой она, девятнадцатилетняя девушка, уже никогда не сможет иметь детей, было то, что Валентик избил ее. Ногами по животу. Вины за этот поступок Валентик за собой не ощущал никакой — Лера захотела променять его на какое-то новое, никому не нужное существо, вот и поплатилась! До сих пор при воспоминании о том дне внутри у Валентика все переворачивалось от негодования.

Но — и он это чувствовал — от родителей Лера ничего скрыть не сможет. Подробности размолвки (про себя Валентик называл произошедшее именно так) вряд ли породят у Лериного отца простые упреки, и Валентик уже ощущал, как его щеки горят от твердых пощечин и из разбитого носа течет кровь, пачкая новую, подаренную Катюшей рубашку…

…Он никуда не пошел и остался у Кати, проведя с нею и ее мамой один из самых приятных вечеров в своей жизни — мило шутил, рассказывал много интересного, галантно ухаживал за обеими дамами — в общем, старался, как мог, и произведенное впечатление было самым что ни на есть положительным. Мимоходом пожаловался, что ему негде переночевать, вскользь обронил, что жениться на Кате — его самое заветное желание, но…

— Я не могу делать предложение, оставаясь формально связанным, — заметил он с виноватой улыбкой.

Последнее препятствие неожиданно оказалось легко разрешимым — решение суда о разводе Липатовых, вынесенное заочно из-за неявки супруга, месяца через три пришло по почте на его старую квартиру, где Валентик оставался прописан. Испуганная Галина Семеновна принесла сероватую бумажку с приговором прямо в университет.