Один против судьбы - [89]

Когда высокородное общество удалилось достаточно далеко, он остановился, поджидая Гёте.

— Я вас ожидал, потому что почитаю вас. Но тем особам вы оказали слишком много чести.

Поэт в растерянности смотрел на своего спутника и взволнованно кусал губы.

— Это невозможно! Это безумие! — бормотал он.

Гёте уже не был расположен к беседе, отвечал Бетховену отрывисто и заторопился к выходу, сославшись на важные дела. Пожатие его руки было весьма сдержанным, хотя в душе он искренне старался оправдать несдержанность композитора.

«Конечно, его следует извинить. Бедняга заслуживает сожаления. Он лишается слуха, и это несомненно портит его характер. Может быть, на музыку его это не оказывает влияния, но для общения с людьми очень существенно… Советов он не принимает. А его музыка? Да, она сильна и отмечена новизной, но мне она всегда будет чужда».

Гёте благороден и добр и все же не сумел понять неукротимой души композитора. Ибо поэт принадлежал к старому миру, а Бетховен был провозвестником нового.

Гёте уходил не оглядываясь. А если бы оглянулся, то увидел бы, как тот, от которого он отрекся, стоял прислонившись к дереву и смотрел ему вслед. Как долго Бетховен ждал этой встречи, сколько надежд связывал с ней — теперь все рухнуло!

И все-таки он всегда будет любить творения поэта. Ведь они, подобно солнцу, величественны и светлы, раздумывал Бетховен, охваченный печалью. Но почему же как человек Гёте совсем иной?

Он смотрел, как фигурка поэта постепенно исчезает среди группок гуляющих, не спуская с него глаз до тех пор, пока тот не исчез совсем.

«И опять один! Как и всегда!» — вздохнул Бетховен, уходя из парка. Он таил надежду, что в эти дни возникнет дружба, которой он не знал до этой поры, зародится родство сильных и благородных душ.

Гёте неустойчив. То он создает прекрасные, мужественные стихи, то унижается перед двадцатипятилетней женщиной, благодаря капризу судьбы, носящей на голове императорскую корону, а не деревенский платок.

Мы с Моцартом боролись за свободу человека. Гайдн с улыбкой носил господский ошейник. Иначе он не мог. Он был человек тихий, всегда склонный к смирению, не борец. Но ведь Гёте был рожден для борьбы! Природа вооружила его для этого, как никого. А он сгибается в поклонах в герцогском дворце!

Министр! Тайный советник! Сочинитель комедий для ее величества императрицы! И мне еще предлагал выступить с каким-нибудь сочинением. Будто бы сам герцог пожелал этого!

Некогда правители имели при дворах собственных шутов и придворных поэтов. Гёте последний придворный поэт. И самый трагический, потому что самый большой!

Нет, он не король поэтов, а поэт своего короля.

Музыка для лошадей

В середине суровой зимы 1812 года Европу пересекал странный спутник. Из бескрайних русских равнин, через Польшу и Германию, несся он все дальше на Запад. В шапке, закутанный в шубу и одеяла, невеликий ростом, он был почти не виден в своей крытой кибитке. Его воспаленные глаза сверкали как у волка, обложенного охотниками.

На всех почтовых станциях путника ожидали свежие лошади. Сани неслись днем и ночью, будто седок задумал как можно скорее проложить в снегах прямой путь между Москвой и Парижем.

Наполеон Бонапарт, властитель всей Европы, бежал с поля боя. Впервые в жизни он потерпел жестокое поражение такого масштаба, которого никогда не наносил другим. Он вторгся в Россию весной во главе полумиллионной армии. А возвращался один, без войска. Темной декабрьской ночью его возок остановился в неосвещенном городе.

— Где мы? — спросил он.

— В Веймаре, ваше высочество!

— В Веймаре? Что делает Гёте? Передайте ему мой поклон.

Пока кучера при свете фонарей меняли лошадей, он смотрел на мертвый город, потом уселся в возок, и кучер снова защелкал кнутом над спинами лошадей.

…Да, сегодня уже нет времени для беседы, как тогда, шесть лет назад, после удивительной победы над Австрией и Пруссией. На этот раз он уже не скажет поэту, что тот «истинный Человек».

…Хорошо быть поэтом. И плохо — завоевателем.

Далеко на востоке по следам императора, проваливаясь в снегу, бредут толпы оборванных солдат. Тащатся остатки самой многочисленной из армий, когда-нибудь маршировавших по равнинам и селениям Европы! В тылах у французов раздавалась канонада. Это катилась лавина русских войск…

Император сменил возок на коляску. Во Франции зимы бесснежны. В середине декабря он въехал в ворота Парижа. И французский народ узнал ошеломляющую новость: великая армия разгромлена!

Однако император здоров, и ему требуется не менее ста двадцати тысяч солдат, чтобы заменить убитых и замерзших. Империя погрузилась в скорбь, но дала императору безусых и седых.

В октябре 1813 года в битве у Лейпцига встретились сто восемьдесят тысяч солдат Наполеона и триста тысяч русских, австрийцев и пруссаков. Трехдневная битва была проиграна французами.

И опять император бежал в Париж! Союзные войска преследовали его по пятам. В канун нового, 1813 года они перешли Рейн. Плененного императора отправили на Эльбу, потом на остров Святой Елены, что затерялся в просторах Атлантического океана.

В Европе шло брожение. Народы, помогавшие прогнать незваного гостя, ждали, что правители поумнеют и дадут им свободу. А коронованные властители, наоборот, полагали, что вместе с Наполеоном они разгромили и Францию и революцию.