Один против судьбы - [73]

Каждый считал себя обиженным. И вот, встречаясь, они не замечают друг друга. Увидев, отвернутся. Ведь на каждой улице есть две стороны.

Людвиг Бетховен и без того вспыльчив, а недуг сделал его особенно раздражительным. Но в душе он всегда оставался добрым и справедливым. Гнев его остывает, и постепенно он приходит к сознанию, что был несправедлив к другу.

И вот однажды Брейнинг получает таинственный пакет, надписанный рукой его старого друга. Он открывает его, полный неуверенности: что-то ожидает его?

Из конверта выскальзывает маленький портрет Бетховена и покаянное письмо:

Я знаю, я растерзал твое сердце. Мое волненье, которое ты несомненно заметил, наказало меня за это предостаточно. Это была не злоба… Нет, я был бы недостоин твоей дружбы больше. Это была страсть — у тебя и у меня, но во мне было возбуждено недоверие к тебе; между нами стали люди, недостойные тебя и меня… Кому бы я мог подарить его (этот портрет) с таким горячим сердцем, как не тебе, верный, хороший, благородный Стефан? Прости меня, если я тебе сделал больно; я сам страдал не меньше. Когда я так долго не видел тебя, я впервые живо почувствовал, как ты дорог моему сердцу и вечно будешь дорог.

Дочитав письмо, Брейнинг не мешкая отправился на четвертый этаж дома барона Пасквалати, где Бетховен поселился. Его встретили искренние объятия друга.

Однако в прежнюю квартиру Бетховен уже не возвратился. Ему нравилось, что из его окон с высоты расстилался прекрасный вид на крепостные стены, на предместья, на далекие горы.

И еще одна причина удерживала его.

Вот уже несколько раз ему встречался Стефан с красивой девушкой. Он видел ее и раньше на разных музыкальных вечерах. Она была пианисткой, пробовала сочинять музыку.

Стефан посвящал ей пламенные стихи, и было похоже, что не за горами свадьба. Посему квартира Брейнинга не останется полупустой.

Оставшийся в одиночестве музыкант горевал о приближающейся свадьбе друга и своей заброшенности. Он не завидовал другу, нет. Он спрашивал только, почему же счастье обходит его?

А жизнь между тем посылала ему всё новые испытания. Сколько надежд питал он на публичное исполнение «Героической» симфонии. И какое разочарование постигло его!

В апреле 1805 года на утреннем концерте в новом музыкальном зале прозвучала «Героическая» симфония — это было ее первое публичное исполнение. Публика разделилась на три части. Самую маленькую составляли друзья Бетховена, горячо рукоплескавшие. Вторая часть колебалась и не могла прийти к мнению, хорошо это или плохо.

Большая часть слушателей была не удовлетворена: разве это музыка? Эта невыносимо длинная и грубая симфония! Если бы так не грохотали все инструменты, не грохотали так, что стены, того и гляди, могли рухнуть, можно было бы уснуть.

— Дам крейцер, чтобы все это прекратилось! — раздался в мучительной тишине чей-то голос с галерки.

В зале рассмеялись. Значит, они довольны выходкой?

И Бетховен это слышал — он стоял в эту минуту перед оркестром с дирижерской палочкой в руке, готовый приступить к исполнению второй части.

Там наверху, на дешевых местах, сидел венский люд. И никого из них не воодушевили звуки песни, которая славила революцию.

Он уходил домой с опущенной головой.

Что же это такое? Человек из народа обещает крейцер, чтобы скверный музыкант наконец умолк!

Нет, мой слушатель с галерки, этого несчастного крейцера не потребуется! Природа позаботилась об этом. Глухота отбросит его от музыки. До каких пор судьба будет играть с ним, как кошка с пойманной мышью? То обещать ему жизнь, то грозить смертью…

Если бы была у него близкая душа, которая делила бы с ним радость и горе! Как имеет ее Стефан и мало ли кто еще.

…Он поднялся, достал свой дневник. Кроме фортепьяно, у него был еще один друг, его доверенный. Неодушевленный и потому неизменно верный. Бетховен всегда обращался к дневнику, когда его сердце нуждалось в ком-нибудь, кому можно было излить душу до конца.

Он обмакнул перо и написал слова, дышащие горечью:

Только любовь — да, только она может сделать мою жизнь счастливой. Боже, помоги мне! Сделай так, чтобы я наконец нашел ту, которая сделает меня счастливым и будет моей навсегда!

Второе бегство

Даже если бы весь мир погрузился в страдания и войны, был один уголок в белом свете, где можно было найти покой. Он был известен Бетховену. Коромпа — разве само это слово не звучит, как призыв перепелов, слышных в тихих полях?

Предполагал ли дед неверной Джульетты и четверо молодых Брунсвиков, что они заботятся о будущих поколениях, создавая для потомства желанную заводь, закрытую, отгороженную от взбесившегося мира?

Бетховен побывал там уже не раз. Он не любил удаляться от своей городской квартиры, но ведь от Вены всего два шага до Пресбурга,[18] а от Пресбурга в один прыжок можно оказаться в Коромпе. Правда, некоторое время Бетховен избегал этих мест — здесь раздавался некогда нежный голос Джульетты, но он пережил свою утрату и теперь по временам снова навещал степное поместье.

Он укрылся там весной 1806 года от туч, затянувших небо над Веной. Многое случилось за эти десять месяцев под крышами веселого города на Дунае!