Один против Легиона - [16]

— Вы выиграли, сэр, — прохрипел он. — Сорок к одному.

— Именно, — подтвердил Жиль Хабибула. — И никаких жетонов или чеков — дайте мне сорок миллионов новыми сертификатами Зеленого Холла.

Трясущиеся пальцы крупье пробежались по клавиатуре, и внезапно из магнитной трубы вывалился толстый пакет с деньгами. На глазах у потрясенных зрителей Жиль пересчитал сорок миллионов долларов.

Внезапно, задрожав столь же явно, как и крупье, Жиль Хабибула взмахнул пачкой кредиток и, поспешно повернувшись, ударил толстой рукой бледного человека в зеленом, отчего деньги вылетели из его пальцев и рассыпались по полу.

— Ох, жизнь моя! — прохрипел он. — Мои сорок миллионов! Ради сладкой жизни Земли, помогите старому бедняку собрать его жалкое достояние.

После секундного замешательства последовала оживленная возня. Жиль Хабибула, стеная и хныча, привалился к высокому мужчине. Незнакомец подхватил его и помог удержаться на ногах.

— Ах, спасибо, сэр. — Он торопливо схватил и пересчитал деньги. — Спасибо! Благодарю вас, мадам! — Он облегченно вздохнул. — Ах, я вижу, все на месте. Спасибо!

Он триумфально поплелся к трем спутникам, которые делали вид, что следят за другим столиком. Игнорируя необычно бледное и болезненное лицо Гаспара Ханнаса, он что-то уронил в подставленную ладонь Джея Калама.

— Ах, Джей, — пропыхтел он, — мне это далось очень недешево — смертельная угроза и мучительное напряжение моего стареющего мозга… но вот ключи подозреваемого, а также его билет.

— Смертельная угроза? — эхом отозвался Гаспар Ханнас. — Это стоило мне сорок миллионов долларов!

Командор разглядывал продолговатую желтую карточку.

— Чарльз Даррел, — пробормотал он. — Морской биолог с Венеры. — Темные глаза сощурились. — Это лишь временная контрамарка. А инициалы — Чарльз Даррел и Чан Деррон.

Хал Самду сжал огромные кулаки.

— Ого, Джей, — прошептал он. — Арестовать его?

— Пока не надо, — сказал командор. — Жди меня здесь.

Он быстро подошел к столу и дотронулся до руки долговязого. Незнакомец очень быстро повернулся к нему. И едва уловимое движение его руки дало понять командору, что под одеждой у него какое-то оружие.

— Вы уронили это, когда подбирали деньги. — Джей Калам протянул ключи и желтую карточку. — Если вы назовете имя и фамилию, указанные в билете, я верну…

Незнакомец безмолвно смотрел сквозь темные стекла очков. Однако девушка шагнула вперед. Ее грациозная рука скользнула под локоть незнакомцу, и от улыбки, которой она одарила Джея Калама, у того перехватило дыхание.

— Разумеется, назовет. — Голос ее, богатый оттенками как у певицы, был быстр и убедителен. — Или я могу его представить. Сэр, это доктор Чарльз Даррел. Он только что прибыл с Венеры. Он мой жених.

— Благодарю. — Напрягая память, Джей Калам рассматривал девушку. — А могу я узнать ваше имя?

Он встретил ее гордый бесстрастный взгляд.

— Ваня Злоян. — Она сказала его так, как могла бы сказать «Я принцесса». — С Джуно.

Командор поклонился и вручил незнакомцу ключи и карточку. Девушка улыбнулась, поблагодарила, взяла спутника под локоть и быстро отвела его к столу.

Задумчиво потирая длинный темный подбородок, Джей Калам вернулся к друзьям, сидевшим за другим столом, где ставки были один к пятистам. Жиль Хабибула, с напряженным выражением на желтом, как луна, лице, указывал тростью, протянутой над вращающимся колесом, на величественную картину, изображающую конец старой луны, на гобелене.

Крупье за столом смотрел с отчаянием в глазах, с отвисшей челюстью, на Жиля Хабибулу. Рука его двигалась в конвульсивном жесте, вытирая лоб. И трость старика тоже двигалась, указывая.

— А здесь, — сопел он, — стоит прекрасная Аладори!

— Угомонись, Хабибула, — прохрипел Гаспар Ханнас. — Или ты уничтожишь Новую Луну так же легко, как она уничтожила старую. Ради чести…

Выпал номер. Рот крупье открылся, он издал придушенный крик. Сглотнул и беспомощно пожал плечами, глядя на Гаспара Ханнаса.

— Вы выиграли, сэр, — произнес он, наконец, причем его голос сорвался на визг. — Двадцать миллиардов. Мы немедленно доставим вам их из бункера.

Огромная лапа Гаспара Ханнаса ухватилась за одежду Жиля Хабибулы.

— Хабибула! — прохрипел он. — Неужели ты такой жестокий? Ради чести!..

Рыбьи глаза Жиля Хабибулы неодобрительно заморгали.

— Ах вот как? Странно слышать от тебя это слово, Гаспар Ханнас! Сорок лет назад, когда я знал тебя, ты не вспоминал о чести, когда касался чего-нибудь своими грязными руками. — Он повернулся к столу. — Мне нужны мои двадцать миллиардов.

Выигрыш был доставлен к нему — в стомиллионных банковских билетах, которые его рыбьи глаза никогда еще не видели. Пальцы его с удивительным проворством пересчитали деньги.

— Эх, Педро, — просопел он печально, — не тебе меня укорять — тем более, что все твое могущество держится на плодах усилий моего старого мозга. Ибо я вижу, что ты используешь мои простенькие изобретения, которые я применял еще для столов Голубого Единорога. Он похлопал себя по оттопыренному карману. — Они неплохо помогали бы мне, если бы я хотел играть всю ночь. Если бы я разорил тебя и заставил клянчить об единственной черной фишке — пропуске в твою Клинику Эфтаназии. Однако я не хочу этого делать, Ханнас. — Он покачивался, упершись в пол тростью. — Это потому, что я честнее тебя, Педро, — да, для меня существуют границы. Ладно, еще одна партия, и с меня хватит. Всего один миллиард. Сто к одному.