Один плюс один - [192]

Из окон не дуло

И дверь не скрипела,

За подвиг и подлость

Не нам отвечать —

Вы ставите подпись,

Мы шлепнем печать!

Жил конторщик

В ладу и с собой, и с начальством,

Жил конторщик,

За вредность бесплатно не пил молоко,

И незримо

Стояли стеной у него за плечами

Рядовые

конторских

полков.

«Мы встанем рядами,

Взойдем на котурны,

Мы всех вас задавим

Под макулатурой,

За подвиг и подлость

Не нам отвечать —

Вы ставите подпись,

Мы шлепнем печать!»

Декларативный мажор Попо (к спектаклю по пьесе Ф. Кривина «Когда Фея не любит»)

Менять мировоззрение не стану я,

Чего я в вашей жизни не видал?

Аквариум с трехразовым питанием —

Вот это, понимаю, идеал!

А я себе

На уме —

В аквариуме!

А я в раю,

Не в тюрьме —

В аквариуме!

Свобода — ни работы, ни семьи!

Жирею на копченой колбасе!

Чего смеетесь? Мы же все свои!

У нас один аквариум на всех!

А я себе

На уме —

В аквариуме!

А я в раю,

Не в тюрьме —

В аквариуме!

Солдатская походная (к спектаклю по пьесе Ф. Кривина «Когда Фея не любит»)

Средь чисел, событий и дат,

Принцесс, великанов и змеев,

По сказкам кочует солдат,

Своей за душой не имея.

И вновь от утра до утра —

Суровая лямка похода,

Солдаты, солдаты уходят,

Солдатам пора.

Победой закончился бой,

И званые нынче обеды —

Солдаты уносят с собой

Жестокую горечь победы.

И вновь от утра до утра —

Суровая лямка похода,

Солдаты, солдаты уходят,

Солдатам пора.

Пусть стерты его сапоги,

Дорога пусть кажется долгой —

Даруя свободу другим,

Солдат не свободен от долга.

И вновь от утра до утра —

Суровая лямка похода,

Солдаты, солдаты уходят,

Солдатам пора.

В 3.10 на Юму (1982—2002)

В три десять на Юму —

Таинственный поезд,

Там в окнах мелькают

Летящие тени

В кромешной ночной пустоте —

Застреленных вместе,

Повешенных порознь,

Не знавших при жизни,

Не знавших посмертно

Не знавших законов и стен.

В три десять на Юму

Отправится поезд,

И тени усопших,

И тени убитых,

И тени плюют на закон.

В три десять на Юму,

Пока нам не поздно

Забыть все, что было,

Забыть, что мы — быдло,

Забыться и прыгнуть в вагон.

Почетным конвоем

Несутся ковбои,

Кого убивали,

Шутя убивали,

И кто, не стыдясь, убивал.

Прислушайся, парень! —

Услышишь гитару,

Глухую гитару,

Ночную гитару,

Гитару и песни слова.

Мотивчик нестоек,

Он глохнет в тумане,

Но струны гитары,

Упрямой гитары,

Но струны звенят и звенят,

Что деньги — пустое,

Что друг не обманет,

А пуля шерифа,

А пуля шерифа,

А пуля быстрее коня.

Садись в этот поезд,

Садись без билета,

Садись наудачу,

Без долгих прощаний,

Садись и судьбу попроси:

«Пусть дикая помесь

Январского лета

Сожжет и остудит,

Даст путь и стоянку,

Убьет и потом воскресит!»

В три десять на Юму…

Красное и белое (1980—2002)

Небо становится ближе,

Осень кутит, как всегда,

Листья летят над притихшим Парижем,

Листья летят, господа.

Красные, белые, — карты

В клочья. Игра не моя.

Красный закат над Монмартром,

Белые ночи над Летним стоят.

Красные, белые, — тонет

Прошлое. Спать не могу.

Красный фонарь над парижским притоном,

Белые сани на невском снегу.

Красные, белые, — в вере

Первый не я. Я — второй.

Выстрел смертельно беззвучен в отеле.

Белый поручик и красная кровь.

Осколки памяти (после премьеры спектакля «Трудно быть богом»; конец 80-х)

«Быть иль не быть?» — конечно, сильно,

Мудрец был Гамлет.

За что его и выносили

Вперед ногами.

Стою за планками столетий,

Как за забором,

Раздел шестой, параграф третий,

Пора быть богом.

Будуаров немытых дам

Проза.

Мне отмщенье и аз воздам —

Поздно.

Еретический апокриф

I

Очень многие хотели б

Родиться позже,

Очень многие хотели б

Родиться раньше,

Но немногие хотели б

Не рождаться вовсе,

А немногие — ведь это

До смешного мало…

Очень многие хотели б —

За что, о Боже?!

Очень многие хотели б —

За что, я спрашиваю?!

Если сыты твои волки

И целы овцы,

Лишь для этого тебя

Родила твоя мама?!

Девять месяцев плод

Непорочно зачатого

Носила под сердцем

Божья лань,

Ну а если б она

Дожила до распятия,

А до воскресения

Не дожила?

II

Аве Мария!

Сколько крестов и костров воздвигалось во имя?

Между двоими, чужих нарекая своими,

Сына печать и на мать наложилась незримо —

Аве Мария!

Девочка из Назарета причислена к лику,

Трудно всеобщей заступнице в сонме великих,

Равно горят мусульманин, еврей и ариец —

Аве Мария!

Шли под удары клинков на ристалищах Рима,

Бились в агонии с криками: «Аве, Мария!»,

Встали с ристалищ, теперь у судьбы в фаворитах —

Аве Мария!

«…дети мои! Никогда никого не корила…»

III

Тринадцать апостолов — один Иуда.

Сто тридцать апостолов — Иуд десяток.

Тыща триста апостолов — Иуд сотня.

Такая статистика —

Как Страшный суд.

В стране с населением

Миллионов в несколько

Обязательно наберется

миллион Иуд.

А я, мальчишечка…

Ой, ходка новая,

А масть бубновая,

А жисть хреновая,

Дешевый фарт!

И с ночи до зари

Шестерки-козыри,

Шестерки-козырки

Крапленых карт!

…А кому маруха,

Кому смерть-старуха,

Кому мать-кутузка,

Прокурорский суд,

А меня, жигана,

Шлепнут из нагана

И вперед ногами

На погост снесут…

Лэ о королеве фей и Томасе-рифмаче

Я встретил королеву фей,

С ней был ученый котофей,

На пышно убранной софе

Красотка возлежала,

И огнь пылающей любви

Пронзил мне душу — се ля ви! —

Как острие кинжала.

Сказала дева: «Славный бард,

Пусть флиртовал ты с сотней баб,

Пусть воровал и нес в ломбард

Преступную добычу,

Но знает королева фей,

Что крепок в Томаса строфе

Талант, как фаллос бычий!»