Один - [27]

– Вот это здорово, – хохотал Локи, щурясь. – Так, значит, великий Один сидел в мышиной норе? Здорово!

Когда первый восторг поутих, вернулись в пещеру. Волшебным кольцом воспользовались несколько раз: сначала выросли лишь так, чтобы свободно перемещаться по подземельям. А когда большая часть богатств (кое-что Один приказал из сокровищ оставить для маленького народца) оказалась на поверхности, выросли еще, чуть не касаясь головой облаков.

– И только-то, – с сожалением вздохнул Локи, нагружая карманы самоцветами и напихав за пазуху колец и ожерелий.

– Да, – философски отозвался Один, – что кажется огромным карлику, малость для великана.

Вернулись из Альфхейма ночью, чтобы не тревожить обитателей Асгарда. На подходе, когда уже виднелись ворота небесного мира, сгрузили из карманов сокровища. Отошли подальше, рискуя быть погребенными в золоте. Лишь тогда по очереди примерили волшебное колечко, став самими собой.

– Неплохо, – довольно переглянулись асы: у Асгарда выросла вровень с крепостными стенами скала из драгоценностей.

– Живем теперь, – согласился даже вечно недовольный всем Хёнир.

С рассветом город асов был разбужен воплями воинов, стороживших ворота: прародители пожертвовали потомкам золотую гору.

Троица грабителей о происхождении денежек скромно умолчала.

Один и Локи лишь пересмеивались, когда воины, трудясь целыми днями, в месяц перетаскали добычу асов в сокровищницу Асгарда.

Лишь Хёнир хмурился:

– Да быть не может, что Альфхейм спустит ограбление! – и мрачно пророчествовал: – Быть беде, Один! Умерь радость!

Но великий ас со свойственной способностью верить в свою звезду, лишь подталкивал Хёнира под толстый бок:

– Конечно, быть беде, если ты и дальше будешь пожирать мясо и эль в таком количестве – лопнешь!

Хёнир смущался. Бурчал:

– Это я от переживаний.

– А ты бросай переживать, – сверля приятеля взглядом, добавлял Локи. – Всем известно: нытье притягивает неприятности, словно магнит!

Но Один дожидаться несчастий, сидя в Асгарде, не стал.

Он отправился в Миргард – Слейпниру был нужен хороший помощник главного конюха. Бывший конюший, став главным, обязанности запустил.

Невдалеке от Асгарда, в соседнем мире, шла бойня: нападавшие попросту избивали плохо вооруженных и мало смыслящих в боевых искусствах селян.

Один огляделся. Поморщился: разбойного вида мужики и нелепо, словно топором, размахивающие мечами крестьяне.

Заметить, как чуть в стороне от поля брани зашевелилась земля и из взрытого холмика высунулась разлюбезная рожица карлика, Один не заметил. Зато Ангвари хорошо различал внутренним зрением невидимого для смертных парящего в небе аса.

– Стервятник! Злодей! – ругался Ангвари: если цверги, поохав и распереживавшись, с утратой сокровищ смирились, у Ангвари, у которого отняли смысл бытия, ненависть росла с каждым припомненным камешком, с воспоминанием о каждой украденной монетке.

Древние руны, оставленные йотунами твердили: «Люди, дети Хеймдалля, станут началом конца великих богов».

Ангвария в пророчества не верил, но, наблюдая, как морщится недовольно Один, подбирая пополнение дружины диких охотников, карлик хищно провожал взглядом каждый поворот головы Одина. Уродец подозревал, что будь он асом и зная о пророчестве, он-то бы позаботился, чтобы смертные, способные угрожать Асгарду гибелью, долго в Миргарде не смущали умы прочих. Так, по крайней мере, действовал бы он сам.

Правда, ничего устрашающего в юноше-подростке с еле пробившимся пухом усов, карлик не видел, да мало ли какие расчеты у асов. А Ангвари целью жизни поставил мешать желаниям грабителей-асов.

– Взять его! – Ангвари натравил на упавшего юношу дракона. Дракон выхватил парня в тот момент, когда Один протянул к нему руку. Дракон, отягощенный ношей, заскакал по полю, удирая с добычей.

Один, оставив поиски мальчугана-грума, помчался следом. Но в перелеске дракон, слившись с зеленью травы, испарился.

СНЫ СТАРОЙ ХАНЫ

Освин почувствовал, как копье противника пробило острием верхнюю одежду, вспороло кожу. Освин попытался мечом отбить повторный удар, но металл лишь скользнул плашмя по поверхности копья. Противник размахнулся и вбуравил копье в тело воина, резко выдернул оружие. Кровь, дымящаяся, ярко-алая, залила серый вязаный нагрудник из некрашеной шерсти, ударила из раны фонтаном, обрызгав лицо противника, наклонившегося и перевесившегося с коня. Копье пробило грудную клетку и застряло в позвоночнике. Тогда противник спешился. Уперся сапогом в раздробленную грудь врага и потянул изо всех сил. Кость затрещала и поддалась, выпуская копье из тисков.

Но ничего этого Освин уже не чувствовал. Он был мертв. По крайней мере, первой мыслью, когда кровавая мгла перед глазами рассеялась и кто-то грубо подпихнул под гудящие болью ребра, была мысль, что хотя бы после смерти можно бы и оставить человека в покое. Освин сквозь зубы ругнулся и еще плотнее зажмурил веки, когда повторный толчок, а затем и недвусмысленное приглашение заставили сесть и встряхнуть головой.

– Эй, волчье мясо! Хватит валяться!

Освин с трудом разлепил склеенные кровавой коркой ресницы. Он лежал на дощатом полу в полукруглом зале. Свет заслоняла мельтешащая фигура монстра, которого не могло быть в природе.