Лили предложила гостям выпить еще вина, но мужчины отказались, так как оба были за рулем. Тогда Лили подала кофе, и тетя ударилась в воспоминания.
— Ты помнишь, дорогая, — начала Софи. — когда ты приезжала к нам со своими родителями? Тебе было, насколько я помню, четырнадцать лет, а может, пятнадцать?
Лили засмеялась:
— Ой, не надо! Я носила на зубах брекеты, волосы убирала в конский хвост, не вылезала из джинсов и горевала о том, что никогда не буду высокой.
— Помню, как твоя мать пыталась убедить тебя носить платья.
— А я считала, что в джинсах мои ноги выглядят длиннее.
— Прелестный подросток, — протянул Алессандро, бросив на нее взгляд. Глаза его блеснули.
Прелестный? И это все, что он помнит?
«Пусть уж помнит это, а не то, как я втайне фантазировала… нет, точнее сказать, умирала по высокому молодому мужчине с хулиганским прошлым, чей образ слишком часто возникал в моих мечтах…»
Но все-таки это было более десяти лет назад, и с тех пор в ее жизни многое произошло. Было много хорошего — если вспомнить время, проведенное с родителями, ее поездки, ее успехи в качестве шеф-повара, — а затем, через некоторое время, много не хорошего…
Лили повернулась к Алессандро:
— Расскажи о том, как ты был подростком, Алессандро.
Он прямо взглянул на нее, и в глубине его глаз мелькнула насмешка.
— Уверен, что ты слышала рассказ о том, как Джузеппе и Софи взяли меня в свой дом, в свою жизнь и сделали из меня то, чем я являюсь сегодня.
— Да, — тихо сказала она. — Слышала. Но очень мало слышала о твоей жизни до этого.
— Об этом я мало кому рассказываю.
— Так было плохо?
Жить на гроши, без всяких сбережений, не иметь своего дома, куда можно было бы пойти, уметь отчаянно драться, чтобы выжить на улице, и постоянно скрываться от полиции, идущей по пятам.
— Да.
У него были шрамы от ножевых ранений, татуировки, теперь стертые лазером, но несколько татуировок он все-таки сохранил, как память о прежней жизни.
— Я сделаю еще кофе, — предложила Лили. — Уже поздно, а Карло и Софи должны вернуться в Комо.
«Софи, Карло и Алессандро скоро уедут, тогда я помою посуду и лягу спать», — планировала Лили.
Но все пошло не так. Софи сердечно пожелала спокойной ночи и вышла из квартиры в сопровождении Карло.
— Я думаю, что тебе тоже надо ехать, — сказала Лили, когда Алессандро закрыл дверь и повернулся к ней.
— Я помогу тебе убраться. — Он снял свой пиджак, ловко закатал рукава и направился на кухню.
— В этом нет необходимости. — Ее слова остались не услышанными, и Лили ничего не оставалось, как последовать за ним.
Ей не хотелось, чтобы Алессандро находился на кухне, внедрялся в ее пространство, доминировал в комнате. Хуже того, ей совершенно не хотелось чувствовать себя в напряжении, остро ощущая его присутствие.
— Я буду мыть, а ты расставляй тарелки на место, — спокойно распорядился Алессандро, принявшись за работу.
— Вообще-то это моя кухня…
— И ты хочешь, чтобы меня здесь не было, — невозмутимо произнес он, бросив на нее внимательный взгляд. — Сообщи мне, когда придумаешь причину.
С подчеркнутым спокойствием Лили взяла у него вымытые бокалы, тарелки и вилки и стала неспешно расставлять их по местам.
Помыв посуду, Алессандро вытер руки и повернулся к ней, и она была застигнута врасплох взглядом его черных глазах, в которых сквозило нечто, чего она не хотела понимать. Он поднял руку и провел пальцами по ее щеке.
Глаза Лили моментально вспыхнули — прежде чем она успела опустить ресницы, — а его глаза еще больше потемнели, когда он обхватил ее лицо руками и прикоснулся губами к ее губам, проведя языком по их контуру.
Она сжалась, но Алессандро не остановился. Продолжая дразнить и возбуждать ее, он почувствовал ее ответную реакцию, которую Лили пыталась в себе подавить, пока тело не изменило ей и она не сдалась с отчаянным стоном.
Такого поцелуя у нее не было никогда в жизни, и кулак ее замер в воздухе, когда она попыталась ударить его в плечо, а поцелуй его стал превращаться в нечто большее, чем просто поцелуй, но вдруг Алеесандро отпустил ее. Она пошатнулась, а потом замерла, широко раскрыв глаза, с выражением шока, смятения и изумления на лице.
— Тебе надо идти, — прерывающимся голосом произнесла Лили, и глаза ее потемнели, когда он нежно провел пальцами по ее припухшей нижней губе.
— Если хочешь, я уйду.
«Хочешь»? Она даже не смела думать о том, чего хочет, потому что, если бы она прислушалась к велению своего сердца, то отвела бы Алессандро в свою спальню, сорвала бы с него одежду, потом разделась бы сама — и отдалась бы бурному, порочному сексу…
Но этот путь вел к катастрофе.
Алессандро наблюдал за тем, как она собиралась с силами… как глотала внезапно образовавшийся комок в горле, как предательски бьющийся пульс замедлился и легкий румянец появился на ее щеках.
— Да.
Он медленно погладил ее плечи, затем провел руками по ее рукам, а потом отпустил ее.
— Это твое желание.
Само его присутствие грозило нарушить ее душевное спокойствие, и Лили, словно защищаясь, сжала руки на груди:
— Я больше не хочу тебя видеть.
Но не успела она сказать эти слова, как поняла их тщетность. Алессандро дель Марко считал себя сыном Софи, будто был рожден в семье Сильвестри.
