Один из многих - [24]

Вся кровь бросилась в голову Севскому... он упал без чувств на кресла.

Когда он очнулся, перед ним стоял Званинцев с ласковою и грустною улыбкою.

- Вы больны, - начал он, взявши с состраданием его руку. Севский выдернул руку и прошептал: - Оставьте меня.

- Вы видите, - оказал Званинцев уныло, - ваше сопротивление тщетно, вы в моей власти, я вам говорил это, я вам это доказываю.

- Варвара Андреевна, - обратился он спокойно к вошедшей матери Севского, - ваш сын болен, пошлите за доктором...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мензбир быстрыми шагами ходил по желтой комнате. Его седые волосы поднялись, как щетина, ноздри раздулись от гнева и волнения, на лбу его показались морщины.

Лидия сидела у рояля, беспечно закинув голову за спинку стула и по временам перебирая клавиши рукою.

- Да тебе, что ли, я говорю или нет? - вскричал наконец Мензбир, судорожно сжимая кулаки и останавливаясь перед нею.

Лидия презрительно улыбнулась.

- Я вам сказала, - равнодушно отвечала она, - будет с вас.

- Лидка! - закричал Мензбир, ближе и ближе подступая к ней.

- Что это!.. - вскричала Лидия... - о! вам не удастся! - и с этим словом она с быстротою молнии вскочила с своего места и была уже на балконе.

Мензбир топнул ногой и опять заходил по комнате.

- Скажите вашему барону, - быстро проговорила Лидия, отворяя половинку дверей балкона, - что я не буду принадлежать ему.

Мензбир ударил себя по лбу.

- Скверная девчонка! - прошептал он сквозь зубы. - Лидия, а Лидия, начал он ласково, - поди сюда, мы поговорим с тобою посерьезнее.

- Ну-с, я вас слушаю, - сказала Лидия, снова отворяя половинку дверей.

- Да поди сюда... эх, какая!

- Я вас слушаю. Чего ж вам... ну-с, говорите... да говорите же... я жду, - быстро сказала Лидия.

- Ты все на Севского-то надеешься, - начал Мензбир ласково, - ведь я тебе говорил, что о нем уж справлялся... имение все записано на счет, да и что за имение-то... Дрянь сущая... ну, каких-нибудь тысяч пятьдесят в ланбарде, да и те едва ли наберутся, - чем тут жить, сама ты рассуди только... А у барона-то миллион, а. барон-то хоть скуп, как жид, да зато богат, как жид.

Лидия задумалась.

В эту минуту отворились двери комнаты, и вошел Званинцев ровными и тихими шагами, с веселым и ясным челом.

- Здравствуйте, - кивнул он головой Мензбиру... - я к вам в необыкновенное время, потому что за делом.

- Что вам угодно, Иван Александрович? - с приторно нежной заботливостью обратился к нему Мензбир.

- О, дело не до вас, - почти презрительно отвечал Званинцев, - дело до вашей дочери.

- До меня! - быстро перервала Лидия.

- Да, до вас, - спокойно сказал Званинцев, садясь в кресла против нее. - Я, - продолжал он с комическою важностью, - приехал к вам сватом, именно сватом.

Лидия быстро взглянула на него, но тотчас же опустила глаза, встретивши их ослепительно холодное выражение.

- Я приехал уполномоченным от матушки Дмитрия Николаича, - начал снова Званинцев.

- Севского? - перебил Мензбир.

- Теперь, - продолжал Званинцев, не обращая внимания на слова отца и пристально смотря на Лидию, - все зависит от вашей воли.

Лидия опять взглянула на него и опять увидела то же бесстрастное выражение лица, которое напоминало спокойствие египетских сфинксов. {5} Она тихо встала.

- Скажите Дмитрию Николаевичу, - сказала она тихо, - что я не отрекаюсь от своих слов.

-- Только? - спросил немного насмешливо Званинцев. Лидия опустила глаза в землю; правая рука ее рвала платок, на ее щеки выступил румянец досады.

- Да-с, - прошептала она сквозь свои хорошенькие зубки. Званинцев засмеялся.

- Я у Севского посаженным отцом, Лиди, - сказал он. - Вот видите ли вы правы: все я ж везде я... Ну, так дело в том, что я могу объявить Севскому о его _счастии_, - прибавил он с насмешливым ударением на слове счастие.

- Кажется бы... - начал Мензбир.

- Что-с? - строго оборотился к нему Званинцев.

- Нет... я ничего... я, право, так, заметил только, - заговорил старик.

Лиди быстро встала с места и ушла в свою комнату.

Ей было досадно, ей было больно... она в волнении упала на постель... Расстаться с мыслию, что Званинцев ее любит, было для нее слишком тяжело.

Она его проклинала.

Она уже любила его всей силой первой девственной страсти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Знаете ли вы зимние вечера, длинные, бесконечно длинные зимние вечера, проведенные в одинокой комнате с нагоревшей свечою, когда над вами лежит что-то страшно тяжелое, и сжимает, и давит грудь, и перед вами, как будто на смех, кружатся и роятся светлые легкие призраки, которые дразнят вас, как дневной свет, проникающий в узкое отверстие тюрьмы.

В один из таких адски-томительных вечеров Антоша сидел один у письменного стола, склоняясь головою на лист почтовой бумаги.

Он поднял наконец лицо, залитое слезами, и с негодованием покачал головою.

Он встал. В чертах его высказалась роковая неизбежная решимость.

- Давно... - прошептал он горестно.

- В последний раз, - прибавил он чрез минуту. Он зарыдал и упал на колена.