Предсмертная исповедь

«Предсмертная исповедь» − поэма талантливого русского поэта, переводчика и литературного критика Аполлона Александровича Григорьева (1822 − 1864).*** В этом произведении описаны последние часы жизни одинокого и гордого человека. Рядом с ним находится его единственный друг, с которым он перед смертью делится своими переживаниями и воспоминаниями. Другими известными произведениями Аполлона Григорьева являются «Вверх по Волге», «Роберт-дьявол», «"Гамлет" на одном провинциальном театре», «Другой из многих», «Великий трагик», «Листки из рукописи скитающегося софиста», «Стихотворения», «Поэмы», «Проза». Несмотря на то, что Аполлон Александрович Григорьев не пользовался особой популярностью среди читателей, его творчество высоко ценил Достоевский. Кроме того, Григорьев переводил на русский язык произведения Байрона, Мольера, Шекспира и других гениев мировой литературы.

Жанры:	Поэзия, Русская классическая проза
Серии:	-
Всего страниц:	3
ISBN:	-
Год издания:	Не установлен
Формат:	Полный

Предсмертная исповедь читать онлайн бесплатно

Шрифт

Интервал

Он умирал один, как жил,

Спокойно горд в последний час;

И только двое было нас,

Когда он в вечность отходил.

Он смерти ждал уже давно;

Хоть умереть и не искал,

Он всё спокойно отстрадал,

Что было отстрадать дано.

И жизнь любил, но разлюбил

С тех пор, как начал понимать,

Что всё, что в жизни мог он взять,

Давно, хоть с горем, получил.

И смерти ждал, но верил в рок,

В определенный жизни срок,

В задачу участи земной,

В связь тела бренного душой

Неразделимо; в то, что он

Не вовсе даром в мир рожден;

Что жизнь — всегда он думал та —

С известной целью нам дана,

Хоть цель подчас и не видна, —

Покойник страшный был чудак!

Он умирал… глубокий взгляд

Тускнел заметно; голова

Клонилась долу, час иль два

Ему еще осталось жить,

Однако мог он говорить.

И говорить хотел со мной

Не для тогою, чтоб передать

Кому поклон или привет

На стороне своей родной,

Не для того, чтоб завещать

Для мира истину, — о нет!

Для новых истин слишком он

Себе на горе был уме!

Хотел он просто облегчить

Прошедшем сдавленную грудь

И тайный ропот свой излить

Пред смертью хоть кому-нибудь;

Он также думал, может быть,

Что, с жизнью кончивши расчет,

Спокойней, крепче он уснет.

И, умирая, был одним,

Лишь тем одним доволен он,

Что смертный час его ничьим

Участьем глупым не смущен;

Что в этот лучший жизни час

Не слышит он казенных фраз,

Ни плача прошлого о том,

Что мы не триста лет живем,

И что закрыть с рыданьем глаз

На свете некому ему.

О да! не всякому из нас

Придется в вечность одному

Достойно, тихо перейти;

Не говоря уже о том,

Что трудно в наши дни найти,

Чтоб с гордо поднятым челом

В беседе мудрой и святой,

В кругу бестрепетных друзей,

Среди свободных и мужей,

С высоким словом на устах

Навек замолкнуть иль о той

Желанной смерти, на руках

Души избранницы одной,

Чтобы в лобзании немом,

В минуте вечности — забыть

О преходящем и земном

И в жизни вечность ощутить.

Он умирал…

Алел восток,

Заря горела… ветерок

Весенней свежестью дышал

В полуоткрытое окно, —

Лампады свет то угасал,

То ярко вспыхивал; темно

И тихо было всё кругом…

Я говорил, что при больном

Был я один…

Я с ним давно,

Почти что с детства, был знаком.

Когда он к невским берегам

Приехал после многих лет

И многих странствий по пескам

Пустынь арабских, по странам,

Где он — о, суета сует! —

Целенье думал обрести

И в волнах Гангеса святых

Родник живительный найти

И где под сенью пальм густых

Набобов видел он одних,

Да утесненных и рабов,

Да жадных к прибыли купцов.

Когда, приехавши больной,

Измученный и всем чужой

В Петрополе, откуда сам,

Гонимый вечною хандрой,

Бежал лет за пять, заболел

Недугом смертным, — я жалел

О нем глубоко: было нам

Обще с ним многое; судить

Я за хандру его не смел,

Хоть сам устал уже хандрить.

Его жалел я… одинок

И болен был он; говорят,

Что в этом сам он виноват…

Судить не мне, не я упрек

Произнесу; но я слыхал,

Бывало, часто у него,

Что дружелюбней ничего

Он стад бараньих не вида.

«Львы не стыдятся», — говорил,

Бывало, часто он, когда

И горд, и смел, и волен был;

Но если горд он был тогда,

За эту гордость заплатил

Он, право, дорого: тоской

Тяжелой, душной; от родных

Забыл давно уже; друзей,

Хоть прежде много было их,

Печальной гордостью своей

И едкой злостию речей

Против себя вооружил.

И точно, в нем была странна

Такая гордость: сатана

Его гордее быть не мог.

Он всех так нагло презирал

И так презрительно молчал

На каждый дружеский упрек,

Что только гений или власть

Его могли бы оправдать…

А между тем ему на часть

Судьба благоволила дать

Удел и скромный, и простой.

Зато, когда бы мог прожить

Спокойно он, как и другой,

И с пользой даже, может быть,

Он жил, томясь тоскою злой,

И, словно чуждый, осужден

Был к одинокой смерти он.

Но я жалел о нем…

Не раз,

Когда, бездействием томясь,

В иные дни он проклинал

Себя и рок, напоминал

Ему о жизни я былой

И память радостных надежд

Будил в душе его больной,

И часто, не смыкая вежд,

Мы с ним сидели до утра

И говорили, и пора

Волшебной юности для нас,

Казалось оживала вновь

И наполняла, хоть на час,

Нам сердце старая любовь

Да радость прежняя…

Опять

Переживался ряд годов

Беспечных, сча́стливых; светлей

Нам становилось: из гробов

Вставало множество теней

Знакомых, милых…

Он рыдал

Тогда, как женщина, и звал

Невозвратимое назад;

И я любил его, как брат,

За эти слезы, умолял

Его забыть безумный бред

И жить, как все, но мне в ответ

Он улыбался — этой злой

Улыбкой вечною, змеей

По тонким вившейся усам…

Улыбка та была страшна,

Но обаятельна: она

Противоречила слезам,

И, между тем, я даже сам

Тогда смеяться был готов

Своим словам: благодаря

Змее — улыбке смысл тех слов

Казался взят из букваря.

Так было прежде, и таков

Он был до смерти; вечно тверд,

Он умер, зол, насмешлив, горд.

Он долго тяжело дышал

И бледный лоб рукой сжимал,

Как бы борясь в последний раз

С земными муками; потом,

Оборотясь ко мне лицом,

Сказал мне тихо:

«Смертный час

Уж близок… правда или нет,

Но в миг последний, говорят.

Нас озаряет правды свет

И тайна жизни нам ясна

Становится — увы! навряд!

Но — может быть!

Пока темна

Мне жизнь, как прежде».

И опять

Он стал прерывисто дышать,

И ослабевшей головой

Склонился…

Несколько минут

Молчал и, вновь борясь с мечтой,

Он по челу провел рукой.

«Вот наконец они заснут —

Изочтены им были дни —

Они заснут… но навсегда ль?» —

Сказал он тихо. —

Продолжить чтение

Еще от автора Аполлон Александрович Григорьев

Аполлон Григорьев

Избранные произведения

В сборник включены лучшие лирические произведения А.Григорьева (среди них такие перлы русской поэзии, как «О, говори хоть ты со мной, подруга семиструнная» и «Цыганская венгерка») и его поэмы. В книгу также вошли переводы из Гейне, Байрона, Гете, Шиллера, Беранже.http://ruslit.traumlibrary.net.

Аполлон Григорьев

Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Пушкин. – Грибоедов. – Гоголь. – Лермонтов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Аполлон Григорьев

«Роберт-дьявол»

Опера Дж. Мейербера «Роберт-дьявол» имела большой успех у русских романтиков: ей увлекались молодые В.П.Боткин и В.Г.Белинский, неоднократно упоминал о ней в своих статьях и А.Григорьев. Данная статья – рецензия на спектакль приехавшей в Москву петербургской немецкой оперной труппы.

Аполлон Григорьев

Одиссея последнего романтика

В истории русской литературы заметное место принадлежит Аполлону Александровичу Григорьеву (1822–1864) — самобытному поэту, автору повестей и очерков, развивших лермонтовскую традицию, литературному и театральному критику. С именем Григорьева тесно связана деятельность журнала «Москвитянин» и газеты «Московский городской листок», где печатались его программные сочинения. В настоящем издании впервые сделана попытка собрать поэтические, прозаические и мемуарные произведения Григорьева, объединенные московской темой, а также письма и воспоминания о нем.Некоторые произведения никогда не перепечатывались.

Аполлон Григорьев

Человек будущего

«Человек будущего» – первая часть своеобразной трилогии о Виталине....Один человек не имел определенной цели и шел по Невскому для того, чтобы идти по Невскому... Двинулся – сказал я, – потому что в самом деле было что-то непроизвольное в походке этого человека; без сознания и цели он шел, казалось повинуясь какой-то внешней силе, сгорбясь, как бы под тяжестью, медленно, как поденщик, который идет на работу...

Аполлон Григорьев

Мои литературные и нравственные скитальчества

Аполлон Григорьев хорошо известен любителю русской литературы как поэт и как критик, но почти совершенно не знаком в качестве прозаика. Между тем он – автор самобытных воспоминаний, страстных исповедных дневников и писем, романтических рассказов, художественных очерков. Собранное вместе, его прозаическое наследие создает представление о талантливом художнике, включившем в свой метод и стиль достижения великих предшественников и современников на поприще литературы, но всегда остававшемся оригинальным, ни на кого не похожим.