Один и без оружия [Трактир на Пятницкой. Агония] - [3]

«Почему Лошадник? Типичная обезьяна, — думал Пашка, глядя на низкорослого, широкоплечего человека на толстых кривых ногах. — И руками аж по коленям шлепает». Пашка замешкался на пороге. Может, сорваться?

Климов обернулся.

— Страшно стало?

Пашка вошел, сел на предложенный стул и огляделся. Видно, бьют не здесь. Окна настежь, ежели заорать, так на всей Пятницкой слышно будет. Ну, для того и подвалы существуют. Интересно, зачем он меня затянул? А может, рыбник накапал? Нет, тогда повязали бы на улице и этот черт ногой не шаркал бы — «зайди на минутку».

— О чем это ты мечтаешь, Павел? — Климов снял пиджак и расстегнул рубашку. — Чтобы вокруг тебя были одни слепые и у каждого из заднего кармана бумажник торчал? Об этом, что ли?

— Какой бумажник? — Пашка посмотрел на Климова в лицо.

— Ладно, это я так. Может, ты совсем о другом мечтаешь, — Климов миролюбиво улыбнулся и стал набивать трубку. — Кури.

Пашка вытащил «Люкс» и закурил.

— Много я о тебе слышал, Павел Антонов. Ребята шутят, что ты когда-нибудь наган у меня срежешь, — Климов похлопал себя по боку.

— Этим не интересуюсь, — Пашка улыбнулся и опустил глаза, — не по моей части.

— Серый интересуется.

— Какой Серый? — Пашка незаметно вытер о колени вспотевшие ладони. — Что-то вы путаете, начальник.

— Тот самый, что третьего дня комиссионный магазин пытался взять и сторожа убил. Смотри в глаза, — голос у Климова погустел и налился злобой.

Пашка поднял голову и встретился с черными маленькими, как буравчики, глазами.

— Я тебя воспитывать, стервеца, не буду, — Климов постучал трубкой по столу. — Ты при Советской власти растешь, должен соображать, что к чему. Отец где?

— Убили в германскую.

— Мать?

— Белые убили.

— А ты вор. Да еще с Серым путаешься. Если в тебе гражданской совести нет, то к убийцам родителей хотя бы личную ненависть иметь должен!

— Что-то вы темните, начальник. Политику вяжете. Папаню с маманей приплели, — чувствуя, что против него ничего конкретного нет, Пашка обнаглел. — Не берите меня на характер. Я не мальчик и крику не боюсь.

Климов засопел трубкой и тихо спросил:

— И сколько же тебе, не мальчику, годков?

Пашка промолчал. Что ему надо, этому головастику? Ишь, башка огромная, бритая, шея жилистая. Силен, наверное. Наверняка силен, раз Фильку Блоху один повязал.

— Считаешь, что ли? — Климов ухмыльнулся. — Семнадцать тебе годков. Другие в твоем возрасте какие дела делают, — он задумался и стал ковырять свою трубку. — Я в семнадцать лет вот эту трубку от комбрига получил, — он ткнул мундштуком Пашке в лоб. — Да тебе все это…

— Что это, начальник? — перебил Пашка. — «При Советской власти растешь, должен понимать, что к чему»… А кто сейчас понимает, что к чему? — Пашка посмотрел в удивленное лицо Климова и продолжал: — Буржуи были? И сейчас есть. Бедные, богатые, все по-старому, начальник. Так что вы эту трубочку верните своему командиру, честнее будет…

Климов, стараясь быть спокойным, сказал:

— О политике в другой раз поговорим, Павел. Ты час назад у рыбной лавки станичника дернул…

Пашка знал: нужно что-то говорить, отпираться. Но во рту было сухо и шершаво, будто провели наждачной бумагой, а язык не ворочался.

— Да не смотри ты на меня так. Мне твои глазищи ни к чему. Как рассказал станичник про мальчишек, я сразу понял, что ты. Почерк у тебя особый, — Климов встал и прошелся по кабинету, зачем-то выглянул в окно, вернулся к столу и медленно выговорил: — Посажу я тебя в острог. И отправлю потом по этапу.

Пашка приподнялся, быстро сунул руку в карман и протолкнул деньги в штанину. Теперь, когда он встанет, червонцы свалятся в Тайник.

— Руки! — Климов брякнул наганом о стол. — Встать! Кругом!

Пашка повиновался. Он почувствовал, что ствол нагана уперся между лопаток, а рука Климова обшарила пустой карман.

— Садись, паршивец. Думал, стрелять собираешься. Испугался, — Климов облегченно вздохнул. — Сказал, посажу, значит, точка. На первой же краже и сгоришь. Предупреждаю.

Пашка опустился на стул.

— Ты знаешь, что такое… — Климов запнулся, стал оглядывать стол, потом взял какую-то книгу и заглянул в нее, — что такое презумпция невиновности? Не знаешь. Я тоже не очень, — он на секунду замолчал, потом продолжил: — Такие дела, Павел. Чтобы посадить тебя в острог и отправить потом по этапу, я должен сначала доказать твою вину. Вот ты украл…

— Не крал я, начальник, — Пашка перекрестился.

— Украл, — спокойно сказал Климов. — Ты знаешь, и я знаю, что украл, а посадить тебя не могу.

Пашка попытался опять перебить, но Климов поморщился и застучал трубкой по столу.

— Не хочу я тебя сажать, очень не хочу, Павел, но работа у меня такая… Поэтому, Павел Антонов, если ты воровать не прекратишь, я тебя поймаю с поличным и тогда… Понял?

— Зря вы горячитесь, гражданин начальник, — Пашка развел руками. — Не ворую я.

— Я тебя предупредил, — сказал Климов и кивнул на дверь. — Иди пока.

Пашка спустился по лестнице, прошел два квартала и только тогда оглянулся. На хвосте никого не было. Не пойдет он к этой Нинке. Пусть сама ищет. А начальничек-то ничего. Ушлый. Все знает. И имя, и фамилию, и сколько лет, и про отца с матерью.