Один день мисс Петтигрю - [5]

Шрифт
Интервал

Молодой человек скользнул по ней дружелюбным взглядом, никак не показывая, что удивлен.

– Утречко.

– Доброе утро, – сказала мисс Петтигрю.

Силы оставили ее, и она рухнула на ближайший стул.

– Она и вас из постели выдернула?

– Нет.

– Не может быть. С утра уж на ногах, и при полном параде?

– Сейчас тринадцать минут одиннадцатого, – строго заметила мисс Петтигрю.

– А! То есть и не ложились. Воля ваша, но кутить всю ночь – это не по мне. Хожу целый день сам не свой, если не высплюсь хорошенько.

– Но я не кутила всю ночь, – возразила мисс Петтигрю, слегка сбитая с толку.

– Ах, женщины. Удивительные создания.

Мисс Петтигрю сдалась. Поддерживать пикировку на таком уровне она не могла, так что просто молча уставилась на собеседника. Изящный, ухоженный, уверенный в движениях; карие, влажно поблескивающие глаза, темные волосы. Нос у него был скорее крупным, губы – довольно полными, и, взятые вместе, его черты, с одной стороны, говорили, что перед ней человек, с которым шутки плохи, но с другой – намекали, что при правильном обращении с ним вполне приятно иметь дело.

Ни к кому не обращаясь, он бросил небрежно:

– Возможно, некоторые так торопятся, что могут обойтись стаканом апельсинового сока, но я-то не могу. Я голоден. И мне нужен завтрак.

– Завтрак? – ахнула мисс Лафосс. – Завтрак! Ты же знаешь, горничная ушла, а я не умею. Я не смогу приготовить ничего сложнее крутого яйца!

– Терпеть не могу крутые яйца.

Взгляд мисс Лафосс нашел мисс Петтигрю. Это был просительный, молящий взгляд.

– А вы… умеете готовить?

Мисс Петтигрю встала.

– Мой отец неоднократно говорил мне, – сказала она, – что после моей дорогой матери я – лучшая кухарка, которую он видел в жизни.

Лицо мисс Лафосс озарилось счастьем.

– Я так и знала. Как только я вас увидела, то немедленно поняла, что на вас можно положиться. От меня-то толку никакого. Кухня – вот в эту дверь. Там должно быть все, что нужно. Но умоляю, скорее, скорее же!

Мисс Петтигрю, польщенная, окрыленная и озадаченная, направилась к указанной ей двери. Ей самой было давно и хорошо известно, что положиться на нее нельзя. Но, быть может, известно ей это было лишь потому, что до сих пор ее неизменно полагали бесполезной? Как знать, какие скрытые возможности таятся в каждом из нас? С гордо поднятым подбородком, сияющими глазами и учащенно бьющимся сердцем мисс Петтигрю вступила на кухню. За ее спиной мисс Лафосс продолжала настаивать:

– А ты пока брейся и одевайся, Фил. Завтрак будет готов для тебя, а ты – для завтрака. Я накрою на стол.

Войдя, мисс Петтигрю огляделась. Вполне современная кухня. Кафель на стенах, холодильник, электрическая плита, полки ломятся от продуктов. «Но боже, как неаккуратно, – отметила она. – И как неряшливо. Определенно, здесь раньше работала какая-то… ветреница».

Она сняла пальто и шляпку и принялась за дело. Вскоре воздух наполнился блаженным ароматом яичницы с ветчиной и свежего кофе. Она также обнаружила электрический тостер, и ломтики поджаренного хлеба улеглись на положенное им место. Мисс Петтигрю вышла в комнату.

– Готово, мисс Лафосс.

Мисс Лафосс засияла улыбкой благодарности. Она успела причесаться и подкрасить губы, а тонкий слой пудры позволил ее лицу расцвести еще полнее. Она, впрочем, так и не сняла шелковый пеньюар и выглядела столь невыносимо очаровательной, что мисс Петтигрю подумала: «Неудивительно, что Фил звал ее обратно в постель». Эта мысль немедленно залила ее болезненной, мучительной краской глубочайшего стыда – просто потому, что осмелилась возникнуть на краю ее целомудренного сознания. А вслед за ней пришла другая: «Мисс Лафосс. Как же так?»

– Ну вот, – озабоченно сказала мисс Лафосс. – Теперь вы покраснели. Я знаю, это все горячая плита. Потому-то я и не пристала к этому ремеслу. Цвет лица страдает просто невыносимо. Ах, мне так неловко!

– Ничего страшного, – покорно ответила мисс Петтигрю. – Я уже в том возрасте, когда… когда не имеет смысла заботиться о цвете лица.

– Не имеет смысла? – удивленно воскликнула мисс Лафосс. – Цвет лица имеет смысл всегда!

В комнату вошел Фил, уже одетый. Пальцы его были унизаны множеством перстней с блестящими камнями. Мисс Петтигрю незаметно покачала головой. «В дурном вкусе, – подумала она. – Порядочные мужчины столько колец не носят».

– Ага! – вскричал Фил. – Мой нос чует завтрак, а мой желудок говорит: «Подайте его сюда!» Вот настоящая женщина!

Мисс Петтигрю счастливо улыбнулась.

– Надеюсь, вы найдете его удовлетворительным.

– Даже не сомневаюсь. Хозяйка этого дома – бесполезная вертихвостка, но она хотя бы завела себе полезных подружек.

Он дружелюбно подмигнул, и Мисс Петтигрю внезапно, ясно и недвусмысленно призналась себе, что он ей нравится.

«Да, – строго обратилась она к той половине себя, которая протестовала против таких вольностей. – Вот так. Нравится, и все. Он, конечно, человек… не очень деликатный. Но ему неважно, что у меня нет денег и красивых платьев. Он видит перед собой женщину, и ведет себя с ней в соответствии со своими представлениями о приличии».

Возможно, все дело было в том, что он разительно отличался от всех мужчин, с какими она до сих пор встречалась. Не джентльмен, ни в коем случае, но его небрежные любезности неожиданно вызвали в ней теплое, почти уютное чувство – в отличие от безукоризненной ледяной вежливости, всю жизнь выпадавшей на ее долю.


Еще от автора Винифред Уотсон
Мисс Петтигрю живет одним днем

Лондон, 30-е годы прошлого столетия. Своенравную мисс Гвиневру Петтигрю уже который раз увольняют с должности гувернантки. Из-за ошибки сотрудницы в агентстве по трудоустройству женщина приходит по адресу и становится горничной, а затем и компаньонкой молодой актрисы. Взбалмошная нанимательница вводит Гвиневру в блестящий театральный мир — и начинается такое! За один вечер мисс Петтигрю преображается из серой мышки в даму из высшего света, примиряет рассорившуюся пару и безнадежно влюбляется. Словом — мисс Петтигрю живет одним днем! Впервые роман был опубликован в 1938 году, и впоследствии несколько раз переиздавался.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.