Один день… - [4]

Противоречивые чувства счастья и ужаса стали охватывать толпу. Все задрали головы, осеняли себя крестом и указывали пальцем в небо; к низким облакам обратились взоры, где, пламенея выхлопными дюзами и мигая огнями, летел Корабль.

— Главный рубильник! — заорал Хромой. — Запускайте резервную подстанцию, включайте радио- и световые маяки!

Однорукий бросился к подстанции. На пределе сил ворвался в помещение. Вдавил кнопку стартера, но машина даже не дрогнула.

Подсели батареи. О том, чтобы запустить дизель вручную, то есть его одной рукой, можно было даже не пытаться.

— Кто-нибудь! — в отчаянии крикнул Однорукий. — Господи, помоги!

И Господь помог. На истерический вопль из какого-то темного угла выползли двое доходяг. Это были дежурные электрики.

— Запускайте дизель вручную! — приказал Однорукий. — Не заведете, отдам под трибунал! Разберу на запчасти! Шевелитесь, дохлые мухи!

Роботяги, мешая друг другу, с трудом крутанули заводилку. Мотор чихнул и — завелся! Обессиленные доходяги рухнули на пол.

Однорукий включил главный рубильник и выскочил на воздух.

Корабль уже шел на посадку. Он садился на недостроенный Космодром, ориентируясь на включенные маяки, и Хромой с ужасом думал, выдержат ли конструкции седьмой секции, только вчера поставленные и еще как следует не закрепленные. К счастью, крепления выдержали. Космолет причалил благополучно. Открылись входные люки и рабочие шлюзы Корабля, о прилете которого повествовала Благая Весть.

Ярким светом корабельных прожекторов озарилось все вокруг. Давненько роботяги не видели столь славной иллюминации, с тех пор, как сгорела главная подстанция.

Новенькая, невиданной конструкции техника выползла из грузовых отсеков и поперла через пустырь. Вся толпа роботяг бросилась навстречу.

"Эх, не по-людски встречаем, — с огорчением подумал Хромой, стараясь не отставать от других. — Надо бы с хлебом-солью… Да где его взять?" Из люков выходили колонны новеньких роботов-строителей. Их черные отполированные туловища из вороненой стали нагло и победоносно сверкали под лучами прожекторов. Отряды шли через пустырь, четко держа строй. У Хромого аж прохудившаяся проводка заискрила от прилива патриотических токов. Он взял костыль "на караул" и, балансируя на одной ноге, отдал честь бравым новобранцам.

— Здорово, орлы! — прохрипел Хромой в экстазе братской любви.

Но вместо того, чтобы гаркнуть в пятьсот луженых глоток: "Здрав-гавгав-гав!", пятьсот истуканов прошли, не проронив ни звука. Кто-то из своих привычно попытался крикнуть "Ура-а-а!", но жалкий этот всплеск эмоций был заглушен топотом тысячи стальных ног. По лицу Хромого текли слезы.

Нет, это просто показалось. Не может робот плакать. Это пролился теплый дождик от резких перепадов температуры в атмосфере, вызванных тепловыми выхлопами прилетевшего Корабля.

У Однорукого от недоброго предчувствия дал сбой сердечный насос, гоняющий смазочную жидкость, а в гидравлической системе резко понизилось давление. Однорукий вдруг остро почувствовал свою ненужность, нелепость своей ущербной фигуры и боязливо отодвинулся в тень. А вот Диоген, пустырный житель, самонадеянно отключавший слух на ночь, не услышал суматохи и не успел отдвинуться, убраться с дороги марширующих новых строителей. Бочка его хлипкая хрустнула под их железной пятой, а затем и голова философа.

Когда прошла колонна роботов-строителей нового поколения, Однорукий бросился к философу на помощь. Но было поздно. Среди обломков гнилого дерева и погнутых ржавых обручей — все, что осталось от бочки, — лежали вдавленные в землю металлические обломки — все, что осталось от философа. Однорукий поднял сплюснутую голову, из нее выпали две шестеренки и высыпалась стеклянная пыль микросхем.

"Думатель" больше не думал. Философ не мыслил, а, следовательно, не существовал.

Включилось дополнительное освещение: какие-то разноцветные гирлянды, точно на Новый год. Из динамиков Корабля разлилась божественная музыка Грига — "Шествие гномов", и по трапу спустился Сын Человеческий в сопровождении архангелов и в окружении ангеловхранителей. Однорукий не узнал Генерального. Он был совсем не похож на свои образа, что украшали церковь и стены бараков. Говорили, что Генеральный Конструктор росту преогромного. А этот был невысок, ступал осторожно, словно все время ожидая, что почва уйдет из-под его аккуратных ножек. В лице его было что-то хитрое, лисье. Глаза-буравчики внимательно оглядывали окрестности. Он что-то говорил тихим ласковым голосом, но разобрать было трудно из-за шума.

Хромой подступился было к Нему, но дерзкого оттеснили ангелыхранители, обыскали, отобрали костыль. Однорукий подставил плечо своему начальнику и товарищу, чтобы тот не упал.

— Пустите меня, — роптал Хромой, — мне нужно к Генеральному… Я должен рапортовать Ему о ходе строительства. Мы почти закончили… еще немного и… Пустите к Генеральному!

— К какому Генеральному? — сказал один архангел из свиты. — Нынче нет никакого Генерального. Вы тут совсем отстали от жизни.

— А кто теперь есть?

— Просто Главный Конструктор.

— А где Генеральный? — допытывался Хромой, прыгая на одной ноге так, что Однорукого мотало из стороны в сторону.