Один день Григория Борисовича - [20]
Григорию Борисовичу опять совестно стало, будто он взял, и проверяющих, что его самого должны были проверять, на Татьяну Ивановну переадресовал. Будто это в его власти. Эх, до чего мы дошли, да если бы учителя друг за друга стояли, разве так бы мы жили и работали!.. Звонок прозвенел на седьмой урок, 12 часов 40 минут.
Григорий Борисович половину стола освободил, Зинаиде Тимофеевне говорит:
- Садитесь рядом, в тесноте да не в обиде! - в самом деле, сколько можно шкурничать.
Она рядом села, тетради свои достала, за работу принялась, хоть и неудобно так сидеть, а лучше, чем никак. Ну ладно, что там с контрольными?.. Только за работу взялся, как дверь открывается и в учительскую заходит Людмила Александровна, английского языка учительница, а с ней ребятишек человек пятнадцать.
- Товарищи, извините, - говорит она, - но у меня в кабинете ужасный холод, - Мария Николаевна велела мне здесь урок вести.
Не везёт, так не везёт! Они все свои вещи быстро сложили и учительскую освободили. Зинаида Тимофеевна в столовую обедать пошла, Лариса Григорьевна - домой, у неё три урока свободных, она рядом со школой живёт:
Григорий Борисович шёл со своим огромным портфелем по коридору и думал, куда теперь? В два часа дня у него урок, до того времени осталось ещё два свободных урока, за это время надо поесть, чёрт возьми, и поработать. Тут ему в голову интересная мысль пришла: если Людмила Александровна со своими учениками в учительской, то значит её кабинет английского свободен! Он туда скорей направился, на третий этаж, где тут этот кабинет? Вот он (хорошо, открыт оказался), маленький такой кабинетик, не на целый класс, а на полкласса, с одним окном. Как это столько парт сюда запихать удалось? А тут действительно холод, батареи те ещё, что строители поставили. Эх, да разве у нас в Сибири такие нужны?! Да и какой дурак вообще школу проектировал? Это надо додуматься, во многих кабинетах три (!) внешние стены, нарочно не придумаешь, а ведь интенсивность теплообмена пропорциональна площади поверхности! Да и сколько лишних стройматериалов ушло, экономия называется. Даром, что школа проектировалась и строиться начинала ещё при советской власти. Да и построили как, сколько швов оставили между бетонными блоками незаделанных нормально. А отопление, сантехнику, канализацию в каком виде сдали? Ну ладно, сейчас не до этого, поесть надо, ведь уже 12 часов 54 минуты.
Он за учительским столом устроился, из портфеля обед свой достал, банки с картошкой и чаем открыл. Эх, ну и холодина здесь, в спину от окна (а в стекле оконном щель незаклеенная) так и дует. Тут опять спину как утром заломило, а то он про болезнь свою за работой и забыл, опять подумал: "Лежать бы сейчас дома под теплым одеялом и спать..." Но не до этого сейчас, есть надо. Он картошку варёную ложкой из банки достаёт и в рот отправляет. А отверстие у банки небольшое, чтоб есть из неё сноровку иметь надо, с непривычки и уронить на пол еду можно. Своему правилу следуя, он во время еды только о ней и думает, при этом КПД самый большой. Думал, может всё сейчас сразу не съедать, половину, или треть, или хотя бы четвертушку на вечер оставить. Домой ведь сегодня раньше полдевятого вечера не попадёшь. Так и решил сперва. Картошки чуть больше половины съел, яйцо, вкрутую сваренное, ложкой аккуратно разрезал пополам, одну половину в рот. Из другой банки чаю отхлебнул, хороший чай, сладкий. Дома он налит горячий был, сейчас ещё тёплый, не холодный, холодный сейчас пить не очень... Посмотрел, а в мешке полиэтиленовом ещё три бутерброда, ну не совсем бутерброда. Бутерброд в переводе с немецкого - хлеб с маслом, а у него хлеб с сыром. Подумал Григорий Борисович: "Картошку с яйцом, так и быть, сейчас доем, а хлеб на вечер оставлю". Вдруг за дверью шаги послышались, да не просто шаги, а начальственные. Григорий Борисович такие сразу отличает. Кажется уже и дверь открывать хотели, за ручку взялись. У бедного учителя душа в пятки ушла, в таком виде с баночками своими начальству из городского департамента лучше на глаза не попадаться, позору потом не оберёшься. Что это у вас учителя так питаются, у них что, денег на столовую нет? Так некультурно, так только бомжи едят! Он так с ложкой во рту и застыл, дыхание затаив: Тут голос Марии Николаевны послышался:
- Забыла совсем! У них сейчас в учительской урок, этот кабинет холодный.
Пойдёмте в учительскую. Да, кстати, после этого урока кушать будем, нам в кабинете директора накроют, из столовой обед принесут.
- А на урок физики когда пойдём?
- Сегодня не получится, учитель заболел, ещё на один урок математики пойдём в два часа:
Шаги удалились. Пронесло!.. Он крошки картофельные ложкой из банки доскрёб, чтоб не осталось ничего, чаю ещё немного отпил. Подумал, жалко, банка не тарелка, её изнутри хлебом не вымажешь. Да, что-то картошки мало сегодня. Он сам когда себе накладывает (если тёща приболеет или забудет), то пригнетает, трамбует то есть, кашу, вермишель или картошку, чтоб поместилось побольше, чтоб на целый день хватило, а тёща, та наоборот внатруску накладывает, так что половина банки пустая останется, да ещё и не доложит доверху. А, вообще, каша гораздо лучше, чем картошка, особенно пшённая каша: сытности в ней гораздо больше, и в банку гораздо плотнее укладывается, да и с маслом часто бывает или с жиром каким, а то и с сахаром. Оно вроде и пустяк, граммов пятьдесят-сто лишних, да как Солженицын писал, сто граммов жизнью правят. Ходишь весёлый целый день с такой каши, чего не работать? Одно дело, когда на сытый желудок работаешь, совсем другое - на голодный. Сейчас бы ох как кстати ещё хотя бы две картошки съесть! Тут только заметил, что банка картофельная не та. Раньше, вроде, была литровая, он сам брал, а сейчас - ноль-семь! Подменила тёща... Думает, может бутерброды прямо сейчас и доесть? Может вечером возможности не будет или времени. Но эту мысль, пришедшую от слабости минутной, сразу прогнал математик. До вечера ещё ох как долго, можно и ноги протянуть. А впрок не наешься. Желудок добра не помнит! А, вообще, это хорошо ещё, что аппетит есть, это значит, что со здоровьем ещё нормально. Когда уже и аппетита нет, когда тошнота вместо голода, тогда уже плохи дела, приехали:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.