Один день что три осени - [9]

– Не поедешь.

– Мы же друзья, нельзя не поехать, еще тогда, на похоронах, он сказал, что в Яньцзине у него остался лишь я, с кем можно поговорить по душам.

– Мне плевать, хоронит он кого-то или берет в жены, интересно лишь узнать, на чьи деньги ты собрался в Ухань?

– Разумеется, на свои.

– Раз это свадьба, то и конверт надо будет преподнести?

– Разумеется, и конверт надо будет преподнести.

– До Уханя от нас не близок путь, ты в месяц зарабатываешь около семидесяти юаней, билеты, да еще конверт, это две твоих зарплаты! У меня уже два месяца такая слабость, что я ни стоять, ни сидеть не в силах, при этом я не могу себе позволить сходить в больницу и провериться. И что же, нет чтобы позаботиться о своей жене, ты считаешь, что лучше съездить женить друга!

Ли Яньшэн и подумать не мог, что одно потянет за собой совершенно другое. Спустя несколько лет супружеской жизни подобные ситуации случались все чаще. Опасаясь, как бы Ху Сяофэн не распалилась пуще прежнего, Ли Яньшэн поспешил закрыть эту тему:

– Ехать или нет, это собственно мое дело, – сказал он и тут же добавил, – его дело пригласить, мое дело – принять приглашение или отказаться.

На следующее утро, придя на работу, Ли Яньшэн попросил торговавшего табаком и алкоголем Лао Мэна, чей прилавок находился справа, присмотреть за его прилавком с соевым соусом, уксусом, засоленными овощами, сычуаньским перцем, бадьяном и соленым доуфу, а сам в это время направился к своим бывшим напарникам по театральной труппе, а потом к некоторым товарищам, с которыми раньше работал на заводе. Он спросил, знает ли кто-то о свадьбе Чэнь Чжанцзе в Ухане и собирается ли кто-то на эту свадьбу. В ходе опроса выяснилось, что никто не знал о том, что Чэнь Чжанцзе собирается в Ухане жениться. Некоторые и вовсе забыли, кто такой Чэнь Чжанцзе, а потому спрашивали: «А что за Чэнь Чжанцзе?», получив ответ, они тут же, поддакивали: «А, а, тот самый тип, что свел в могилу свою жену». Похоже, о своей женитьбе Чэнь Чжанцзе сообщил в Яньцзине лишь Ли Яньшэну. Раз так, то не будет ничего особенного, если он вдруг не приедет; но именно из-за того, что приглашен был лишь он один, его отсутствие точно обнаружится; да и это не важно, а вот раз уж Чэнь Чжанцзе пригласил только его, то значит и правда считал его единственным другом в Яньцзине, поэтому отказ Ли Яньшэна будет выглядеть как предательство, тем более, что письмо оканчивалось фразой «остальное расскажу при встрече». Что скрывалось под этим «остальное»? Однако поехать к другу Ли Яньшэну мешала неприступная застава в лице Ху Сяофэн. Наведя справки, он узнал, что билет на поезд до Уханя и обратно обойдется ему больше сотни юаней; за свадебный подарок, даже если его покупать вскладчину, придется выложить еще не меньше пятидесяти юаней; итого уже почти двести юаней; между тем месячная зарплата Ли Яньшэна составляла всего шестьдесят пять юаней, так что на разовую поездку в Ухань ему бы не хватило даже двух зарплат, в этом смысле Ху Сяофэн была абсолютно права; «Что поделать? Что поделать? Как быть? Как быть?» – сетовал про себя Ли Яньшэн.

Чтобы не усложнять себе жизнь, Ли Яньшэн написал Чэнь Чжанцзе письмо, в котором поздравил его с женитьбой, а также объяснил ситуацию: «Изначально собирался к дорогому другу на свадьбу, но, к сожалению, на прошлой неделе подвернул ногу и теперь на нее не наступить». В самом конце он приписал: «Впереди еще целая вечность, про остальное расскажешь позже». С помощью такой брехни он это дело и уладил.

2

У северных ворот Яньцзиня находилась харчевня под названием «Баранья похлебка Большеротого У». Когда Ли Яньшэн и Ху Сяофэн крутили роман, то больше месяца ели там баранью похлебку. Всего в Яньцзине насчитывалось около полсотни заведений, где готовили баранью похлебку, но считалось, что именно у Большеротого У дела шли хорошо. В его харчевне, помимо похлебки, также предлагались шашлычки из баранины, пирожки с бараниной, обваренная баранина, тушеная лапша с бараниной и т. д. Если другие харчевни принимали посетителей днем, а на ночь закрывались, то харчевня Большеротого У днем закрывалась, открывалась вечером и работала вплоть до самого рассвета. Поток посетителей не прекращался даже к пяти утра. Народ привлекало то, что похлебка здесь всегда была свежей, а мясо – нежным; а все потому, что баранов хозяин закалывал каждый день.

Большеротый У закалывал баранов днем, примерно часа в три после полудня. Коренастый, круглоголовый, с выдающимся пузом, без всяких признаков растительности на лице, он вытаскивал из загона барана, тот начинал блеять, оставшиеся в загоне собратья блеяли ему вослед. Большеротый У, прижимая его к длинному столу, увещевал:

– Кончай уже блеять, все равно это зря. Не зарежу я, так попадешь в другие руки и зарежет кто-нибудь другой… Я открывал харчевню, чтобы заработать, и ты мне кстати не даром достался, неужели думал, что будешь у меня до старости доживать?… Тут уж ни ты, ни я не виноват, кто тебя заставлял перерождаться в барана?… Вечером тебя оприходую, так что забудешь о суете и попадешь в рай… А то, что ты попал в мои руки, считай, тоже судьба.