Один человек - [29]

Шрифт
Интервал

* * *

Сейчас удивляться «их» бытовой технике просто неприлично. И к нам её завезли наконец-то. Не всю, однако. Вот некоторые образцы из списка незавезённой: электрические машинки для заплетания тоненьких косичек девочкам (а может и мальчикам — кто их теперь разберёт), для выбривания волос в носу и в ушах (устрашающего вида инструмент, напоминающий хирургический), для очистки языка (полезная вещь, особенно для сквернословов). И ещё зеркало с подсветкой и пятикратным увеличением со специальными светофильтрами, имитирующими утреннее, дневное, офисное и вечернее освещение. Для чего? Те, кто не удивляются — пусть сами догадаются. Тем, кто ещё не утратил способность удивляться, скажу — для облегчения нелёгкого женского труда по умакияживанию.

* * *

Ходил в гости. В гостях оказалось холодно. Что ни говори, а декабрь есть декабрь — если вечером забыл сменить шорты, в которых ходил днём, на брюки, то мёрзнешь. Решили по такому случаю затопить камин. Хозяин достал бревно, которое купил в магазине. Бревно было упаковано в красивую бумагу. Я вообще сначала подумал, что это буханка хлеба. На обёртке были нарисованы разные картинки. Эти картинки и подписи к ним представляли собой подробную инструкцию. Жёлтые стрелочки указывали места поджигания специальными каминными спичками той же фирмы. Только этими спичками гарантировалось безопасное и качественное поджигание. Ещё нам сообщалось, что бревно будет гореть четыре часа синим и оранжевым пламенем (цвета горения были указаны для этого типа брёвен). В конце инструкции, которую, теряя остатки терпения, мы всё же дочитали, было написано, что наше бревно и не бревно вовсе, а прессованная древесная пыль (получающаяся при производстве карандашей), пропитанная воском. Зато во время горения оно дает на восемьдесят два процента меньше угарного газа, чем обычное дерево, а в конце горения на шестьдесят пять процентов. И всё это за те же самые деньги. «Surprise!», как любят здесь выражаться. Наконец мы его подожгли. Никаких сюрпризов. Как обещали — так оно и горело. И пламя было именно тех цветов, что были указаны в инструкции. Впрочем, что-то было не так. Долго не могли сообразить что, пока нас не осенило — бревно не потрескивало при горении. Быть такого не может, подумали мы, чтобы не продавались брёвна с треском в самой капиталистической из всех капиталистических стран мира. Принесли из кладовки новое бревно. Нашли на упаковке адрес интернет-сайта компании-производителя, включили компьютер и через считанные секунды узнали, что брёвна с натуральным потрескиванием («natural crackling sound») продаются — просто они стоят немного дороже. Ещё мы узнали, что есть специальные брёвна для использования на открытом воздухе, для барбекю, для каминов, для кухонь, для битья по голове… брёвен все же не производилось. Все брёвна имели специальные зарегистрированные торговые марки. Мы просмотрели небольшой рекламный клип о работе исследовательской лаборатории по созданию новых типов брёвен. Восхитились каминным залом в средневековом стиле, со множеством каминов, снабженных часами, для определения продолжительности горения брёвен. Над каждым камином висело по несколько пар часов. После недолгого, не очень трезвого (мы согревались комплексно — не только при помощи камина) спора мы решили, что эти часы показывают время горения в разных часовых поясах, поскольку компания имеет филиалы в разных странах, на разных континентах. Когда наше бревно стало догорать — я понял, что обещанные в инструкции четыре часа истекают, и откланялся. По своим часам даже и проверять не стал.

* * *

Решили полюбоваться океанским закатом и поехали компанией в маленький курортный городок Дель Мар, примыкающий к Сан-Диего. На крутом берегу, среди пальм, стоят скамейки, на которых рассаживаются созерцатели. И мы расселись с бутылкой сухого калифорнийского, предусмотрительно завернутого в бумажный пакет. На соседней с нами скамейке в промежутках между объятиями и поцелуями любовались закатом юноша и девушка. В руке, которой она обнимала его, была роза. Закатное солнце настойчиво поджигало рыжие волосы девушки, они вспыхивали и… ну что, что я могу сделать, если всё было именно так, как пишут в дешёвых дамских романах? Написать, что обнимались небритые мужики, а в руке одного был шприц с героином? Что они кололись на брудершафт? Будет больше похоже на «правду жизни»? Так ведь роза была. Красная. В руке рыжеволосой девушки, которая обнимала юношу, которые обнимались, любуясь закатом и друг другом, сидя на скамейке, которая стояла на берегу океана в маленьком курортном городке Дель Мар неподалёку от Сан-Диего.

* * *

День перед католическим Рождеством. На работе администрация решила нас отпустить на два часа раньше. И вообще — завтра законный выходной. Все приглашают друг друга на рождественские вечеринки. Моя сослуживица, Анна Шифрина, спрашивает у своей подруги, Марины Абдурахмановой: «А ты к кому сегодня вечером праздновать идёшь?» «Мы с мужем приглашены к Коганам», — отвечает та.

* * *

Посетил зоопарк. Тигров с носорогами — как собак нерезаных. Возле вольера с носорогом предупредительная надпись: «Зона обмачивания — 20 футов» и нарисован писающий носорог. Понятное дело, в «зоне» толпилось некоторое количество любознательных детишек с родителями, ожидающих начала процесса «обмачивания». Носорог долго собирался, задумчиво жевал губами, переступал с ноги на ногу и… собрался. Наблюдателей как волной смыло. Оказывается, надписи иногда не врут. Ну, а в павильонах, где львы с обезьянами, — целый лес тропический с лианами, пальмами и водоёмами. Иду я по дорожке, клеток-то, по современной моде, и не видать вовсе, а откуда-то сверху как чирикнет кто-нибудь басом, а слева захрюкает недовольно, а справа залопочет жалобно, а снизу зашуршит таинственно. А надо всем этим могучий львиный рык, не прекращающийся ни на минуту. И чем дальше продвигаюсь в глубь зоопарковых джунглей, тем рык громче и звук собственных шагов тише. Однако иду вместе со всеми и попкорн от страха жую всё быстрей. А в конце пути, у края дорожки, стенд стоит красочный, на котором про львов всё написано и три кнопочки внизу. Первую кнопочку нажмёшь, заработает встроенный магнитофон — услышишь, как шипит львица, вторую — как львята мяукают, третью — как сам грозным рыком права на подведомственную территорию заявляет. Сломана была третья кнопочка, оттого и заявление это передавалось постоянно, как выпуски экстренных новостей. А сам лев дрых неподалёку в каменном гроте. По всему видно — немолодой лев. А уж глухой — это как пить дать. Среди вольеров, где сидели представители мелких кошачьих, нашёл того, кого и не ожидал встретить. Соотечественника. «Кот сибирский» было написано на табличке возле маленького вольерчика. Сам соотечественник где-то прятался в кустах, и видно его не было. На наше русское «кис-кис» он и не думал откликаться. Использование американского «китти-китти» тоже не помогло. Даже на имя своё исконное, видовое — «Васька», подлец не отозвался. Мелькнула только на миг в зарослях откормленная полосатая морда, и больше ничего. Конечно, может, у него уже не обычная рабочая виза как у меня, а гринкарта, и администрация зоопарка ходатайствует о предоставлении гражданства… Ну, тогда понятно. Что ж ему со мной-то… А только всё равно обидно.


Еще от автора Михаил Борисович Бару
Дамская визжаль

Перед вами неожиданная книга. Уж, казалось бы, с какими только жанрами литературного юмора вы в нашей серии не сталкивались! Рассказы, стихи, миниатюры… Практически все это есть и в книге Михаила Бару. Но при этом — исключительно свое, личное, ни на что не похожее. Тексты Бару удивительно изящны. И, главное, невероятно свежи. Причем свежи не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое они на тебя оказывают, в том легком интеллектуальном сквознячке, на котором, читая его прозу и стихи, ты вдруг себя с удовольствием обнаруживаешь… Совершенно непередаваемое ощущение! Можете убедиться…


Записки понаехавшего

Внимательному взгляду «понаехавшего» Михаила Бару видно во много раз больше, чем замыленному глазу взмыленного москвича, и, воплощенные в остроумные, ироничные зарисовки, наблюдения Бару открывают нам Москву с таких ракурсов, о которых мы, привыкшие к этому городу и незамечающие его, не могли даже подозревать. Родившимся, приехавшим навсегда или же просто навещающим столицу посвящается и рекомендуется.


Тридцать третье марта, или Провинциальные записки

«Тридцать третье марта, или Провинциальные записки» — «книга выходного дня. Ещё праздничного и отпускного… …я садился в машину, автобус, поезд или самолет и ехал в какой-нибудь маленький или не очень, или очень большой, но непременно провинциальный город. В глубинку, другими словами. Глубинку не в том смысле, что это глухомань какая-то, нет, а в том, что глубина, без которой не бывает ни реки настоящей, ни моря, ни даже океана. Я пишу о провинции, которая у меня в голове и которую я люблю».


Мещанское гнездо

Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтоб не сказать — глубине), — дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и — грустной?.. Михаил Бару родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах. Если про Клода Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет — тишину.


Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Эта книга о русской провинции. О той, в которую редко возят туристов или не возят их совсем. О путешествиях в маленькие и очень маленькие города с малознакомыми или вовсе незнакомыми названиями вроде Южи или Васильсурска, Солигалича или Горбатова. У каждого города своя неповторимая и захватывающая история с уникальными людьми, тайнами, летописями и подземными ходами.


Цветы на обоях

Стилистически восходящие к японским хокку и танка поэтические миниатюры давно получили широкое распространение в России, но из пишущих в этой манере авторов мало кто имеет успех, сопоставимый с Михаилом Бару из Подмосковья. Его блистательные трех– и пятистишья складываются в исполненный любви к людям, природе, жизни лирический дневник, увлекательный и самоироничный.


Рекомендуем почитать
Пролетариат

Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.


Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.