Одесское счастье - [50]

Влад засовывал записки под мою клавиатуру и между папок, и в течение дня я неожиданно их находила. Он цитировал из Пушкина: 

Я помню море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

С любовью лечь к ее ногам!

Как я желал тогда с волнами

Коснуться милых ног устами!

Эти записки я почему-то сберегала под подушкой.

                  * * * * *

Тристан писал:

«Для меня самое важное – завести жену и детей. Больше всего на свете я хочу иметь семью. Мне не нужны большие деньги или дорогая машина. Моя мечта простая – я хочу любить и быть любимым женой и детьми. Может быть, для таких разговоров еще слишком рано? Мне следовало подождать?» 

Я ответила, что мечтаю ровно о том же. Мне хотелось иметь собственный дом и детей – а какой женщине этого не хочется? Перед тем как нажать кнопку «Отправить», я секундочку поколебалась, думая про Влада. Хотя я никогда не скажу этого вслух, он мне нравился. Очень нравился. Умный и красивый, и рядом с ним я чувствовала себя такой… живой. «Воодушевленной», как сказала бы Джейн. Но Влад часто надолго исчезал, а все его деньги грязные, как улицы Одессы. А уж такого отца врагу не пожелаешь. И чтобы построить жизнь, в которой нет места телохранителям и мешкам для трупов, разум подсказывал выбрать Тристана, учителя из Калифорнии.

Я отправила письмо.

«Не то чтобы в мешках для трупов не было своей изюминки», – прикидывала я, горбясь за столом над квартальным отчетом и краем уха слушая, как Хэрмон в коридоре припер кого-то к стенке и старается вжучить за валюту одно из Олиных художеств. Иногда меня так и подмывало пожалиться Владу, чтобы он с ними разобрался. Я нарисовала себе Олину посиневшую кожу, выпученные глаза и темные цяточки на горле, оставшиеся от душивших ее пальцев, рядом представила проломленный лопатой череп Хэрмона. Картина показалась мне небезынтересной. Но я пока ни разу не грузила Влада своими проблемами по работе, хотя в иные дни мне очень хотелось с ним поделиться. Особенно сегодня.

Когда Хэрмон вернулся в офис, разобравшись с Мелиндой, Олей и мистером Кесслером, он твердо сказал мне:

– Нам надо поговорить.

Есть ли еще какие-нибудь три слова, способные так напугать?

Я сложила руки на груди и приготовилась слушать.

– Дарья, мне нелегко об этом говорить, но Ольга хочет получить твое место.

Он закрыл глаза, словно предвидя, как сейчас хлынут на его кудрявую голову потоки моего гнева.

– Я готова это обсудить, – спокойно ответила я и взяла курс на переговорную.

Я давно знала, что этот день рано или поздно настанет, и имела время к нему подготовиться. Хэрмон последовал за мной в кильватере и плюхнулся в свое черное кожаное кресло во главе стола. Я устроилась напротив.

– Когда я сказал Кесслеру, что ты намерена пойти в аспирантуру, он распорядился выдать тебе премию в размере шестимесячного оклада.

За такие ласки хамуру чистят! Я мило улыбнулась. Конечно же, шеф подал мое увольнение, будто бы по моему собственному желанию. И если этот гусь лапчатый озвучил компенсацию как оклад за шесть месяцев, сдается мне, мистер Кесслер расщедрился на все девять. Надо бы внести ясность.

– Шесть недель, – начала я формулировать свое встречное предложение. – Даю вам шесть недель испытательного срока с этой женщиной в приемной. Если успешно сработаетесь и будете ею довольны, я отдам свою премию вам. Типа, свадебный подарок от вашей свахи.

– Договорились! – радостно кивнул Хэрмон, в уме уже пряча мои деньги в свой кошелек.

– Если же через шесть недель вы убедитесь, что без меня не справляетесь, то я, так и быть, вернусь. Но тогда вы удвоите мне зарплату. И запретите Ольге появляться в офисе.

– Двойной оклад или ничего? Годится, можешь идти, – согласился Хэрмон и протянул мне руку.

Я пожала ее и, не отпуская, спросила:

– Так вот сразу? Вы ведь даже почту открыть без меня не сможете. Кто будет договариваться со Станиславскими? Кто сотрет из истории вашего интернет-браузера порносайты перед приездом аудиторов из Хайфы?

– Так это ты стирала? – удивился он, явно впечатленный.

– А вы думали, кто о вас позаботился, когда из адресов пропала ссылка на «Грудастых цыпочек»? Конечно, это была я. Кстати, а вдруг Ольга, познакомившись с Владом Станиславским, решит обменять вас на модель поновее и покруче?

– Она никогда так не поступит, – отрезал Хэрмон. – Она мне преданна.

Но мне таки удалось посеять в его душе зерно сомнения.

– Вы не знаете ее так, как знаю я, – желчно выплюнула я.

Он посмотрел мне в глаза, все еще держа меня за руку. Имел ли он за пазухой что-то еще мне сказать? Мы стояли так и молчали, кажется, несколько минут. Я выдерживала его взгляд, чувствовала тепло его ладони и думала за свое крайнее слово. А не выложить ли лошаре Хэрмону всю правду об его лялечке? Момент казался самым подходящим. Но скорее всего он мне не поверит. Или поверит и на меня же ж и разозлится. Поэтому я сказала только:

– Возьму шесть недель отпуска, а там поглядим.

– Ты чертовски самоуверенна, – проворчал шеф и отпустил мою руку.

– Я вам нужна.

Я бы никогда не призналась, что, возможно – ну, не исключено, – он мне тоже немножко нужен.

– Уже нет. Теперь у меня есть Ольга.