Одесский юмор. XXI век - [32]

Зато когда любят музыку, так уж любят. Например, пауки: заиграешь перед ним на скрипке, он и выползет, и это не легенда, а научный факт. Паутина, знаете ли, от звуков колеблется, паук и думает, что муха попалась. Так что нет смысла играть перед пауками на скрипке – им все равно аплодировать нечем. Не то что, скажем, итальянцам – в 1792 году на премьере оперы Чимароза «Тайный брак» хлопали так громко, что артисты были вынуждены исполнить на «бис»… всю оперу целиком.

Бетховена, к примеру, даже приняли в Академию, несмотря на то что не было вакансий. Председательствующий убедил пойти на формальное нарушение красивой пантомимой: налил полный стакан воды так, что капли нельзя было добавить, а потом аккуратно положил сверху лепесток розы. Ни капли не пролилось – и Бетховен был принят. Сами музыканты как раз нередко не очень-то и обращают внимания на почести. Когда Россини сообщили о том, что на прижизненный памятник ему собрали по подписке много денег, он стал уговаривать памятник не строить, а просто отдать деньги ему, обещая постоять на пьедестале сколько положено. Да и стоит ли обольщаться славой? Когда перед самым представлением оперы «Паяцы» внезапно захворал исполнитель партии Арлекина, его согласился заменить сам великий Карузо. Пел он, как всегда, блистательно, но публика хлопала сугубо из вежливости – разве что заглянув на всякий случай в программки.

Кто из музыкальных знаменитостей жил не скучно – так это великий Карузо! В его честь даже стрижка «под Карузо» появилась. Как-то раз он зашел в парикмахерскую и попросил постричь его «под Карузо», на что парикмахер ответил: «Ни в коем случае! Вас это просто изуродует!» Когда у Карузо ремонтировали дом, подрядчик специально просил его во время ремонта поменьше петь – а то рабочие заслушиваются и нарушают вовсю капиталистическую трудовую дисциплину. А вот в банке, куда Карузо явился получить по чеку без всяких документов, напротив, пришлось петь. Выслушав арию из «Тоски», кассир согласился, что это удостоверяет личность получателя лучше любой бумажки, и выплатил деньги, а Карузо потом признался, что никогда так не старался, как в этом случае.

Журналисты осаждали его, как любую звезду, спрашивая во время интервью обо всем на свете. Один даже поинтересовался перспективами итало-американских торговых отношений, о которых Карузо имел не большее представление, чем Тутанхамон об Интернете. Великий тенор не стал делиться своими домыслами, а вежливо ответил, что узнает свое мнение по этому поводу, когда завтра прочтет в газете свое интервью. Слава Карузо превосходила все, что мы можем по этому поводу заподозрить. Правда, не все поклонники певца знали его творчество – некий фермер, дом которого случайно посетил Карузо, узнав, кто он такой, был вне себя от восторга: «Неужели я действительно принимаю великого путешественника Робинзона Карузо?» Но его импресарио отлично представлял масштабы таланта своего клиента и после его смерти отвечал всем амбициозным певцам, претендующим на то, чтоб заменить покойного Энрико: «Да, вы могли бы это сделать при одном условии – если бы умерли вместо него».

Что говорить, трудно стать хорошим певцом. Я уж не говорю о певцах папской капеллы – те могли получить свою престижную работу только после маленькой операции, в результате которой их беспрепятственно допустили бы в гарем любого восточного владыки. Достаточно вспомнить о старинном способе выработки ровного дыхания – петь лежа с тазом воды на груди. Не сделал плавного вдоха – иди сушись. Да и стоит ли стараться, голос ставить? Шаляпин и Горький практически в одно и то же время пробовались в хор. Горького взяли, Шаляпина – нет. Представляете, какой у Горького был голос? Даже не ясно, почему не пошел по певческой линии. Может, потому, что профессия в принципе нестоящая. Какой-то ямщик спросил однажды у его конкурента Шаляпина: «Чем занимаешься, барин?» – «Пою», – честно ответил Федор Иванович. «Ну, это не работа, я, когда выпью, тоже пою. Занимаешься-то чем?» – упорствовал вокалист-любитель.

Но композиторам даже труднее жить, чем певцам, ибо жизнь ставит перед ними нестандартные задачи. Гайдн, например, обычные литавры использовал достаточно оригинально. Есть у него симфония, где во второй части музыка такая нежная, тихая, и вдруг на общем пиано ударник в литавры – хрясь! Так он отвел душу на гостях своего работодателя князя Эстергази, которые имели манеру засыпать на его концертах. Но Моцарт превзошел Гайдна, поспорив с маэстро, что напишет и исполнит произведение, которое Гайдн даже по нотам сыграть не сможет. «Действительно, не могу, – признался Гайдн, – чтоб такой аккорд зацепить, третью руку отрастить надо». Однако Моцарт обошелся без третьей руки, зацепив трудную ноту… кончиком носа!

Он был человек легкий, не то что Вагнер. Тот на премьере своей «Валькирии» в Вене уперся рогом: на сцену должны выезжать настоящие лошади, причем только черные, иначе спектаклю не бывать, и все тут! А дрессированные лошади придворных конюшен, от которых хотя бы не ждали прямо на императорской сцене нарушения приличий, все серые, как нарочно… Положение спас австрийский дипломат фон Ринг, предложив не спорить с композитором, а просто покрасить имеющееся конское поголовье. Почему бы нет – премьера прошла на ура, композитору приятно, а лошадям все равно.