Одесситки - [51]

Кровь прильнула к лицу, она ускорила шаг, будто куда-то заторопилась. «Зачем я согласилась работать в торговле? Идиотка наивная, думала, если сама буду работать по-честному — так всё будет нормально. Кто был в моём кабинете? Если начнут копать, Дорка может расколоться. Никто же не поверит, что продавала товар не для себя, для магазина. Надо с ним посоветоваться, вот и повод есть. Может, это судьба. Он мне что-нибудь посоветует. Что-то я расслабилась. Война закончилась, но враги остались, только в другом обличье. Меня они не сожрут, я так просто не сдамся. Всех сексотов давно надо было проверить, вывести на чистую воду».

Вера Борисовна с опаской открыла тяжелую дубовую дверь, ноги окаменели, словно вросли в землю, она с трудом заставила себя переступить порог этого страшного серого здания — НКВД. По доброй воле сюда никто не шел, в городе его боялись пуще всего, старались обходить за квартал. Анекдот по Одессе гулял: «Какая самая длинная улица? — Бебеля. — Почему Бебеля? — Так один знакомый чудак уже десять лет по ней идет, до сих пор никак обратно не вернется». Дежурный тупо уставился на нее и долго не отводил взора, когда она сказала, к кому хочет попасть, долго выпытывал, зачем, кто она. Наконец, снял трубку, позвонил.

Николай Николаевич принял её довольно быстро. «Все расскажу, как есть, а что потом — видно будет, — решила Вера Борисовна. — Хоть увижу его, и то хорошо». В памяти вдруг всплыло, как они в лабиринтах катакомб искали укромное место, чтобы уединиться. Война войной, а молодость брала своё.

Громадная комната, как весь её торговый зал в магазине, мягкая дорожка вела к такому же большому, как комната, столу. Шкафы с книгами, всё сияет, люстры, бра на стенах, как в театре. Один из шкафов открылся, из него вышел высокий мужчина в темно-синем костюме. Завидев его, Вера Борисовна растерялась. Если бы встретила на улице, не узнала. Весь кабинет заполнился приятным терпким запахом, такого одеколона она в магазин никогда не получала.

— Коля? Коля, как я рада видеть тебя! Коля!

Вера хотела подойти поближе, подняла руки обнять его.

Николай Николаевич отпрянул, и она поняла, что делать этого здесь не следует. «Нельзя расслабляться в этом здании, совсем сдурела я сегодня».

— Вера Борисовна, рад вас видеть, присаживайтесь. Какими судьбами? Я искренне рад, вы совсем не изменились, всё такая же, где теперь служите?

Что это с ним? Он ведь уж наверняка знает, где она и что, уж где-где, а в этом заведении всё про всех знают. Вроде такой же, как и был. молодой, высокий, худощавый, только загоревший, выбрит гладко, зубы вставил у хорошего дантиста, но глаза... какие холодные глаза. Нет, это не её Коля смотрит так на неё. Это там, в сырых тёмных катакомбах, немытые, нечесаные, они помогали друг другу выжить, согревали своими телами. Мечтали, когда победим, прийти к морю и лежать целыми днями на берегу под солнышком. Победа пришла, а счастье где-то затерялось.

— Чай, кофе? Я очень рад вас видеть, Вера Борисовна. Рассказывайте, ну-ну рассказывайте, — он смотрел па женщину немигающими серыми холодными глазами, из открытого рта виднелись большие белые зубы. — Что вас ко мне привело? Я загадки не люблю, не забыли?

— Так, случайно получилось, шла мимо, вспомнила войну, нашу борьбу, страдания, — голос от напряжения задрожал. — Нам бы всем собраться, всем товарищам, помянуть тех, кто остался там навсегда. Как вы, Николай Николаевич?

— Вы умница и как всегда правы, с этой работой закрутился, совсем свободного времени нет. Только это вас ко мне привело? Не стесняйтесь, говорите! — Он впился в неё своим непроницаемым взглядом.

 «На сегодня с меня, пожалуй, хватит, — подумала она, отвернувшись к окну — и так уже столько натворила глупостей».

— Просто соскучилась, на работе всё хорошо, мне нравится, коллектив хороший, одни женщины, трудимся. Выполняем план, кое-чего добились. Вот хотелось поделиться, — пыталась улыбнуться, но не смогла.

Николай Николаевич открыто, не стесняясь, рассматривал неожиданную гостью. Редкие, уже тронутые сединой волосы туго затянуты в пучок. Такая же плоская, как и была, не поправилась. Дешевым куревом прёт от неё за версту. Как я мог с ней связаться? В магазине работает, могла бы приодеться и покраситься, а не выглядеть, как чумычка. Воняет от неё, будь здоров. Что она тянет, не просто же так заявилась.

— Вера Борисовна, я так рад нашей встрече, такой подарок мне. А память — это святое! Вы были в музее? Я лично отдал туда много документов, своих личных вещей. Это очень интересно, моя кандидатская работа чего стоит. Я так устал, Вера, извините, Вера Борисовна, забылся, не сдержался.

Она подняла глаза, увидела его руки, правой, зажатой в кулак, он бил в ладонь левой с такой силой, что большие костяшки пальцев стали белыми.

— За оккупацию народ распустился донельзя, решили, что всё дозволено. Мрази расплодилось. Ничего, никуда не денутся, со всем жульем разберёмся. В катакомбах не спрячутся, не те времена. Выкурим всю эту одесскую жлобню, это ж надо такой город засрали. Вы уж меня простите, только с вами могу, как с верным товарищем, начистоту беседовать. И вы мне можете доверять, как себе самой, если есть какие проблемы, я помогу вам незамедлительно. Старый друг лучше новых двух, как говорится. А сейчас извините, работа.