Одесситки - [44]

Так и повелось. Только подмигнет, Дорка мигом в кабинет, заберёт товар и к Сенечке в парикмахерскую, тот всегда на месте, дай Бог ему здоровья. Он сам всё оценивает, здесь же рассчитывается, а потом как он уже сам со всем этим барахлом разбирается, не её дело. Главное, она хоть как-то сводит концы с концами. Пока Надежда с ними жила, было полегче, две зарплаты — не одна, да и товар у неё ходовой. Видно, теперь сама крутится, вон как приоделась, и на базар с пустым кошельком не побежишь каждый день.

Дорка выглянула в окно, на небе сгустились тучи. Только дождя не хватало. Надо дать звонок пораньше, подумала она, а то пока выползут покупатели, сколько их ни подгоняй, свои права знают, все крутятся, крутятся без толку. Нужно тебе купить — покупай, и нечего стоять, выжидать, как на базаре, вдруг подешевеет. Не люблю я этих бездельниц, еле зад свой откормленный передвигают, жопы, как корма у катера, крутят туда-сюда, туда-сюда, так и поддала бы шваброй. Что-то я сегодня какая-то нервная, вроде бы выспалась на своей кровати, Вовчик на диван перебрался, топчан не согласился убирать. Зачем? Может, к нам кто-нибудь погостить приедет, на море покупаться, так, пожалуйста, есть где спать. Дорка понимала, он Надежду ждёт, скучает. Скрытный становится, никогда не говорит, где был. Один ответ: «Та там», а где «там», никогда не скажет.

Комната была закрыта, Вовчика ни дома, ни во дворе не было. Марья Константиновна, новая соседка, варила борщ, пахло повсюду. У Дорки аж слюна подступила. Сейчас картошку разогреет, для Вовки есть кусочек сала, чаёк, наестся.

— Дорочка, вы слышали? На полянке мальчишки снарядов натаскали и взорвали, так одного на кусочки разорвало — даже собрать нечего. Как вы не знаете? Это же рядом с магазином. Дора, вы куда?

У ворот старухи судачили, на ходу сочиняя всё новые и новые невероятные подробности.

— Вовчика не видели?

— Так, на полянку давно побежал... А этот бандит Гошка, его, видать, рук дело. Прибёг, как раз после того, как бабахнуло. Да, ты ж, Настья, казала шо: Гошка побиг до дому, як ошпаренный, тай доси нэ выходыть.

— Куды Дорка побигла? Мабуть, цэ Вовчыка розирвало?

— Та шоб твий поганый язык вырвало!

— А я шо? Я ничёго, тилькы, як бабка померла, вин одын шляеться, та с цым бандюком Гошкой в карты гpaе, та курыть, я сама бачыла.

— А дэ Надька дилась?

— Та, кажуть, до себе поихала, у нэи чоловик е. Така краля стала, уся накрашена, идэ никого нэ бачыть... Я ий кажу: «Добрый дэнь!», а вона рожу крывыть — тьфу! Покы жива була баба Катя, то все добре було, а як померла, то от як.

Дорка бежала что было сил. На полянке стояли солдаты, курили.

— Гражданка, сюда нельзя!

— Мой сын, он сюда пошёл!

— Здесь никого нет. Вон участковый, к нему идите. А здесь разминирование — отойдите.

Участковый сидел на табурете возле Картинной галереи и записывал свидетельские показания — все всё видели, все всё знают точно, только вот прибежали после взрыва, когда шпана разбежалась.

— Извините, я ищу сына — Вовчика! Его нигде нет, я подумала, может, здесь, мне соседи сказали, что на полянку побежал.

— Одного пацана пострадавшего в больницу отвезли, и сторожа. Может, это ваш? Как говорите? Вовчик, семь лет, может, и ваш.

Дорка бежала впереди милиционера, он еле поспевал за ней. Молодому парню было неловко назвать её Дорой, а отчество вылетело из головы. Она его сразу не признала, хотя и знает как облупленного. Тот в магазин к своей пассии захаживает, часами околачивается у парфюмерного отдела. Правда, Дорка раз его чуть шваброй не огрела: мешал уборке. Она и не заметила, как оказалась возле приёмного покоя.

— Дора, извините, побудьте здесь, я зайду узнаю, вас всё равно не пропустят. Не волнуйтесь, я Вовчика знаю. Там ничего страшного, может, это и не он.

Дорка осталась ждать под дверью. Недосмотрела я сына, Господи, помоги! И Надька сбежала, а так любила Вовчика! Дорка даже ревновала сына к ней, особенно, когда он встречал их обеих с работы. Всегда к Надьке первой кидался. Поигралась и кинула, как только штаны подвернулись. Вся любовь к Вовчику кончилась. Злость на всех и страх за сына разрывали её сердце. Самые страшные картины возникали перед глазами. Нет, это не её сын, это не он. Наконец появился участковый. «Дора, это он, — удивленно и радостно произнёс, — это Вовчик! Он здоров!» Только Дорка уже ничего не слышала, она медленно сползала по стенке, в голове молотом стучало: это Вовчик, это Вовчик!

В магазине после обеда всегда было оживлённо, и поначалу никто не заметил Доркиного отсутствия. Прибыла машина с товаром, директриса обошла все закутки, Дорки нигде не было. Куда это она запропастилась? Сторожить товар при разгрузке некому.

— Девочки, Дору не видели?

— Да вроде была. Вы у Надежды Ивановны спросите.

— Надежда, ты не знаешь, где Дора?

— Не знаю, где ваша Дора, что я за ней слежу, что ли.

— Вы вроде дружите, — директриса смотрела на Надю, что это с ней, как колючка стала, опухшая какая-то, может, выпивает, после войны многие, потеряв близких, потихонечку спивались.

Надька распрямилась за прилавком и наглым взглядом впёрлась в Веру Борисовну: