Одержизнь - [20]
– У него экзамен сегодня, малышка. Если успеет, он встретит нас после крещения.
В Соборе девочка идёт вслед за взрослыми, старательно ступая только по белым плитам мозаичного пола. У входа в сакристию она оборачивается и долго смотрит на витраж, что создавал своими руками отец Ксавье.
– Не хватает… – качает головой девочка. – Их не хватает.
В сакристии мерцает тёплое пламя свечей, сладко и терпко пахнет благовониями. Взрослые стоят плотным полукольцом возле большущей серебряной чаши – похожей на ту, в которой прихожане споласкивают руки. Амелия осторожно протискивается, встаёт рядом с мамой. Мадам Софи держит на руках крошку Мишеля – голенького, в одной белой пелёнке. Малыш хнычет, смешно морщит личико. Священник – не отец Ксавье, а другой, новый, совсем молодой, имени которого девочка ещё не успела запомнить, – облачается в расшитое золотым и алым одеяние, что-то говорит месье Сенешалю – будущему крёстному Мишеля. Отец Ксавье стоит рядом с мадам Софи. «Это чтобы ей не было грустно, что у Мишеля нет папы, – думает Амелия. – У меня тоже теперь вроде как нет…»
Мама в белом платье с шарфом-накидкой очень красивая. Только сильно волнуется. Смотрит внимательно на нового священника, слушает всё, что он говорит. Тот наконец-то подходит к мадам Софи и предлагает начать обряд. Амелия ждёт, что вот сейчас будет что-то интересное, но кюре нудно сыплет малознакомыми словами, взрослые повторяют за ним. Амелия тихонечко пробирается между ними, выходит в молельный зал. Он пуст, можно побегать, поползать под скамейками, но именно сегодня не хочется.
Девочка медленно обходит зал, трогая скамейки. Подобрав длинную юбку, поднимается на кафедру, подпрыгивает, выглядывая из-за неё в зал. Кладёт руки на Святое Писание, лежащее на амвоне, пытаясь почувствовать страницы через ткань перчаток. И когда убирает руки, видит на бумаге алое пятно.
– Жиль… – жалобно зовёт Амелия, пятясь.
В сакристии оглушительно кричит Мишель. Девочка сжимает правую руку в кулак, со всех ног бежит к чаше для омовений у входа, встаёт на цыпочки, погружает туда руку с растопыренными пальчиками. Тысячи птиц взрываются внутри Амелии испуганным гомоном, она падает, пятная мокрым и розовым платье, пол. Девочка пытается подняться, но ноги не слушаются, тело выгибает судорогой.
– Мама! Жиль! – зовёт Амелия, думая, что кричит.
Её никто не слышит. Верещит младенец, раздосадованный тем, что на его голову льётся вода, что крест, прикладываемый к его тельцу, холодный и ничем не напоминает на ощупь маму. Софи прячет слёзы, Вероника быстро расправляет рукава снежно-белой крестильной рубашечки, готовясь облачить в неё малыша. Эмильен Сенешаль зажигает белую свечу от церковной, передаёт её Ксавье и принимает Мишеля из рук молодого кюре. Мальчик вопит, мельтеша в воздухе ручонками. Вероника и Софи быстро наряжают мальчика в распашонку, воркуют над ним, успокаивают. Ксавье Ланглу смотрит на нервно подёргивающийся огонёк свечи, прислушивается к чему-то с тревогой.
– Веро, – зовёт он едва слышно. – Где Амелия?
Молодая женщина растерянно озирается вокруг, хмурится:
– Была тут…
Ксавье Ланглу выходит из сакристии первым. Одновременно со стороны левого нефа, ведущего в крыло Университета, выбегает растрёпанный встревоженный Жиль. Едва не падая, подросток несётся к притвору.
– Веснушка… Ты чего? Ты ушиблась? – испуганно бормочет он, поднимая с пола Амелию. – Вот же ж вот… Держись за меня. Ты что?!.
– Жить… жить… – вздрагивая, повторяет на вдохе девочка, глядя куда-то высоко над собой. Зрачки расширены, маленькие ладони будто что-то ищут, пальцы ощупывают воздух.
Подоспевший Ксавье забирает её у Жиля, укладывает на скамью. Амелия извивается, и отцу Ланглу стоит немалых усилий удерживать её на месте. Вероника присаживается рядом, зовёт дочь, тормошит её, срывается в слёзы от страха. Подбегает Софи, прижимающая к себе Мишеля:
– Что случилось? Амелия, детка! Откуда кровь? Она упала?
Жиль стоит посреди притвора, осматривается. Он не видит ничего, откуда девочка могла бы упасть и удариться. Мальчишка растерянно заглядывает в стоящую рядом с ним чашу с водой для омовений.
В мутноватой воде отчётливо виднеется алая галочка – то ли «V», то ли птица, нарисованная детской рукой.
Амелии лучше не становится. Не помогает ни нашатырный спирт, принесённый Ксавье из медкабинета, ни ослабление лент, шнурующих платье.
– Жить… жить… – всхлипывает она, часто дыша и пытаясь что-то схватить перед собой.
Вероника стаскивает с правой руки дочери окровавленную перчатку и испуганно вскрикивает:
– Что это?
Ранка на ладони Амелии пульсирует, кровоточит.
– Что мы смотрим? Нужен врач! Вероника, едем. Софи, Жиль, дождитесь тут.
Эмильен Сенешаль бегом относит девочку в свою машину, дожидается, когда Вероника сядет рядом с ней, и увозит их в госпиталь Второго круга. Несколько минут спустя туда же на велосипеде мчится Жиль.
В госпитале Амелию осматривает пожилой доктор – сутулый, с узловатыми от артрита пальцами. Девочка беспокойно мечется, удержать её на месте невозможно, и приходится привязать к кровати. Ранку на ладони обрабатывают и бинтуют, после уже доктор долго щупает макушку девочки, всматривается в зрачки.
