Одержизнь - [174]

– Не вини себя. – Пальцы Ксавье поглаживают её вдоль позвоночника, вновь пробуждая желание, прогоняя грусть. – Он вырос очень быстро и рано повзрослел. И вряд ли когда-нибудь приживётся здесь. С этим придётся смириться, родная. Судьба у него такая – не принадлежать ни к одному из миров. Но одно я знаю о нём точно: он никогда не бросит тех, кого любит.

– И вернётся? – с надеждой спрашивает Вероника.

Ксавье отвечает ей долгим поцелуем.

– Я так соскучился, счастье моё. В дороге только и думал о тебе. И о том, каким я был дураком целый год. Всё чего-то боялся, на людей оглядывался, цеплялся за каноны… А потом понял, что любовь и страх не могут существовать вместе. И поиск оправданий лишь утверждает страх во власти над любовью.

– Пока тебя не было, я тоже поняла важное. Пока ты принадлежал этому городу, пока Азиль лежал на плечах Седьмого, пока прихожане каждый день нуждались в отце Ланглу, у меня не могло быть тебя. Но ты был и тогда. Ты всегда находил на меня время, силы и свет. А я была так глупа, что хотела тебя только для себя.

– Я у тебя есть. И всегда был, Веро. Но теперь меня для тебя стало больше, чем для города. И это моё счастье. Иди сюда, жена моя, сердечко моё…

До рассвета Жиль ожидает в караулке КПП открытия ворот. Сидит в углу, слушая байки стражи, рассеянно поглаживает спящего на коленях Сури.

– Куда ж вы в такую погоду, месье Бойер? – спрашивает старший караульный смены. – Дождались бы утра, гиробус подходит в половине шестого. Или кто из соседей бы до Второго круга подвёз…

– Дождь не может идти вечно, – тихо отвечает Жиль.

– А расскажите, как там, за морем? – любопытствует кто-то из молодых, подсаживаясь ближе.

Жиль скучно пожимает плечами:

– Люди. С виду сытые, благополучные. В красивых городах. По ночам там светло, как днём. Море огней. Здания старые, но в них уютно.

– И все живут как господа?

Мальчишка невесело усмехается, смотрит в наивные глаза вопрошающего:

– Вы думаете, счастье в том, чтобы жить сыто и спать на мягкой перине?

– А в чём же ещё-то?

Жиль молчит долго-долго, размышляя о чём-то. Парнишка-караульный сникает, думая, что ответа не дождётся, но подросток всё же нарушает молчание:

– Хорошо. Если я стану Советником, приложу все усилия, чтобы все в Азиле ели досыта и жили достойно. Но будете ли вы при этом счастливы?

На него смотрят как на дурака, пожимают плечами и быстро забывают о разговоре. Жиль трогает штормовку: подсохла ли? Сури ютится на коленях, цепляет когтями штаны мальчишки, царапая бёдра сквозь ткань. Старший караульный присматривается к зверьку, удивлённо прищёлкивает языком:

– Сколько живу, ни разу не видел таких странных.

– Обычный кот, – пожимает плечами Жиль, почёсывая Сури подбородочек.

– Не скажите, месье Бойер. Он размерами почти как взрослая кошка, но видно, что ещё мал. Зубы как иголки, детские совсем. А вот ушей таких у обычных котов не бывает: будто их кто-то вывернул и по краям обгрыз. Башка маленькая, тело длинное… Он мурлычет?

– Ни разу не слышал. Вот чирикать он умеет.

– Чирикать? – удивляется караульный. – Это как?

– Как птицы, – отвечает Жиль и только тут вспоминает, что в Азиле почти никто не видел птиц. – А, вы же их не…

– Уже видел. Вам не рассказали? Птицы появились дней десять назад, люди к ним почти привыкли. Так вот, месье Бойер, про вашего питомца. Посмотрите на лапы, месье. Толстые, кривые. А хвост видите? Он будет очень длинным. Не кот это у вас, вот вспомните потом мои слова. Совсем не кот…

«Совсем не кот» сладко зевает, демонстрируя острые зубки, и переворачивается вверх животом – светлым и не так густо покрытым шерстью, как спина и бока. «Какая разница, кто ты, – думает Жиль. – Ты об этом не думаешь. Пришёл, остался со мной, хоть я тебя и не просил. Но с тобой не так грустно, зверь. И ты слушать умеешь, хоть и маленький. Я тебя не брошу».

С рассветом ворота открываются, и мальчишка, подхватив котёнка, рюкзак и скейт, отправляется по дороге ко Второму кругу. После ночного ливня кругом разливаются большие лужи, обочина превратилась в жидкую грязь. Жиль разувается, суёт башмаки в рюкзак, подворачивает повыше штаны и шагает прямо по лужам. Летнее солнце быстро набирает силу, припекает светловолосую макушку. В штормовке становится жарко, и Жиль снимает её, повязывает вокруг пояса. Сури ловко карабкается по рюкзаку, усаживается сверху и принимается умываться, вылизывая растопыренные пальцы лап.

«Сперва домой к Акеми, – на ходу планирует подросток. – Или нет. Вряд ли она среди дня будет там. Должна же сперва в полицию, потом найти работу. Если вчера не успела, то сегодня точно пойдёт. Если повезёт, мы встретимся в соцслужбе. Если же нет… Пойду к ней вечером. Господи, долго как ждать… Значит, сперва в соцслужбу, потом… куда мне потом? Неважно. Главное – найти Акеми, поговорить с ней. Умолять буду выслушать меня. Не уйду, пока не… Попрошу прощения за всё-всё-всё, даже если я не прав. Лишь бы выслушала. Лишь бы вернулась…»

Навстречу проезжает первый гиробус, и Жилю приходится отойти с дороги, чтобы его не обрызгали из лужи. Ноги тут же по щиколотку уходят в тёплую грязь. Парнишка усмехается: лишь пару лет назад он ждал лета только ради того, чтобы попрыгать по лужам и помесить босыми ногами раскисшую после дождя пыль. Отец Ксавье никогда не ругал его за это, но штаны заставлял стирать самостоятельно. А Акеми, увидев его дикарские пляски в грязи, смеялась.