Одержизнь - [159]
– Emily is not okey[106], – вздыхает Жиль. – Остальное я не понял, сорри, Линн. Сейчас месье Фортен транслейт.
Фортен возвращается, протирая на ходу очки, здоровается с Линн.
– Дети – это страшно, – признаётся он Ксавье. – Самые маленькие верещат так, что голова пухнет. Жиль, ты оказался прав. Именно Ронни показала им, как делать животных. А до этого они все болели, как Амелия.
– Просто показала? – уточняет Ксавье. – Что-то тут не так…
– Ну да, вон та девочка, что постарше, сказала, что у неё были приступы, её… м-м-м-м… как она сказала, «крутило» и «било», а Ронни дала ей в руки землю, и та слепила птицу. Птица улетела, девочке стало лучше.
– Но почему она не может помочь Амелии? – хмурится Жиль.
– What’s wrong?[107] – насторожённо спрашивает Линн.
Библиотекарь объясняет ей, что Ронни не смогла помочь Амелии и что это очень странно. Женщина пожимает плечами:
– Nothing strange. Ronnie will help. This will happen in due time[108].
В её голосе звучит такая твёрдая уверенность, что Ксавье немного успокаивается. «Может, действительно требуются особые условия, – думает он. – Не хочется допускать даже мысли о том, что Мара обманом навязала нам девочку. Не складывается…»
Жиль поглядывает на Ронни, тискающую большого толстого кролика. Девчонка выглядит счастливой, болтает с подругами, улыбается. Сейчас она совсем на мальчика не похожа, улыбка и сияющие глаза придают чертам её лица мягкость. «Вот как можно её увозить в Азиль? – терзается Жиль. – Вот её дом. Вот люди, с которыми ей хорошо. Что мы ей можем дать? Я на себе прочувствовал, что такое, когда ты знаешь на чужом языке пару фраз, когда тебе некому выговориться, когда кругом всё непонятно, законов не знаешь, в двух шагах от дома заблудиться можно… Сможет ли она жить там, где только Ядро не голодает круглый год, где люди ютятся в домах, рискующих развалиться? Кто приютит её в Азиле, кто о ней позаботится?.. Стоп. Никто, если не мы. Если она не останется здесь, отвечать за неё будет тот, кто её привезёт. Значит, надо думать не о том, как плохо ей с нами будет, а о том, как сделать хорошо».
Жиль потихоньку отходит от беседующих взрослых туда, где мужчины возводят дом. Стоит рядом, внимательно изучая, как устроен фундамент, как Роб и его старший сын закрепляют принесённый другими мужчинами обтёсанный топором ствол дерева. «Мы должны этому научиться, – решает мальчишка. – У нас есть главное – воздух. Есть запасники, в которых лежат семена. Есть животные глубоко под Азилем. Книги в университетской библиотеке. Там же всё написано. Нам всё дано, останется только освоить. Всё получится, когда люди поймут, что старый мир вернулся, что нет больше льда, что воздух у нас никто не отнимет. И в этом надо им помочь».
– Джиль? – окликает его Ронни.
Он оборачивается. Девочка стоит за его спиной, улыбаясь. Рядом с ней подруга – ровесница Жиля или чуть младше. Длинные тёмные волосы уложены вокруг головы, на бледном лице реденькие веснушки. Рассматривает мальчишку с любопытством, щёки смущённо розовеют.
– Это Аманда, – представляет её Ронни. – Она делать squirrel[109].
– Это что?
– Зверь, – поясняет Ронни. – Маленький. С хвост.
Они с подругой пытаются что-то изобразить руками, но Жиль всё равно не понимает, о чём речь.
– В Азиле нет сквиррел, – разводит руками он.
Заметив, что Аманда с любопытством рассматривает его левую щёку, полускрытую чёлкой, мальчишка отворачивается. Странно. За это путешествие он начал забывать о том, что у него есть шрамы.
– May I touch?[110] – вежливо спрашивает Аманда, указывая на изуродованную сторону лица мальчишки.
– Нет.
– Она хотеть помочь! – поспешно восклицает Ронни, но мальчишка отмахивается.
Он возвращается туда, где, сидя рядышком, беседуют Линн, Фортен и Ксавье. Садится, обняв колени и пряча левую щёку, и вслушивается в разговор. Смысл слов ускользает. Непреодолимо тянет к Акеми.
В разгар общения Ксавье замечает бредущую через парк грустную Амелию с замызганной тряпичной игрушкой под мышкой.
– Малышка! Ты почему одна? – окликает её он.
– Я проснулась, а вас нет… – отвечает девочка.
Ронни тут же отступает от стайки друзей.
– Sorry. It’s my girl and I must go. Now she is my new family[111], – быстро объясняет она и бежит навстречу Амелии: – Я здесь! Иди скорее ко мне!
До Лиона они добираются к пятому дню пути.
– Эй, Очки, сколько нам до дома? – интересуется Сорси, гремя в котелке ложками.
– Ещё два дня, – отвечает Фортен, изучая карту города.
Обидное «Очки» он научился мастерски игнорировать. Ещё несколько дней назад пытался возмущаться, читал мораль о воспитании, но понял, что ничего не добьётся, и утих. У Жака Фортена много других дел: хотя бы обучать французскому Ронни. Девчонка оказалась смышлёной, всё схватывала с ходу. Вместе с Амелией дело идёт ещё быстрее. В игре одна учит английский, другая французский. За пять дней маленькая англичанка освоила простейшие предложения и прочтение некоторых слов. На стоянках Фортен занимается с обеими девочками, а в дороге они с Ронни повторяют уже изученное.
Гайтан тоже старается, как может. За пару дней обучил девчонку всем бранным словам, которые знал, показал, как свистеть, не засовывая пальцы в рот, и попытался приобщить к любимым Амелией трущобным боевым песням. Ронни песни не оценила, но в ответ учит Гайтана плеваться дальше чем на два метра и превосходит его в искусстве шевелить ушами.
