Одержимый - [15]

* * *

— Что произошло?

Крайт отвел взгляд от тренирующихся Малышей и посмотрел на запыхавшегося Кена.

— А, джаху Кен. Давно вернулся? Как дела на севере?

Кен упрямо мотнул головой:

— Что происходит, Крайт?

— Ну, если тебе интересно… — Крайт снова повернулся к Малышам. — Мы сейчас занимаемся в тройках. Учимся действовать согласованно. Один формирует фокус, второй производит накачку, третий защищает. Результаты ты видишь. Крайт махнул рукой на вздувающиеся шары огня. — У Хива, Алины и Ронера получается хорошо, у тройки Фрина — похуже. Но и у них явный прогресс.

— Не морочь мне голову, Крайт. Ты прекрасно знаешь, о чем я. — Кен угрожающе придвинулся.

— Да? — Крайт обернулся, и Кен невольно отступил на шаг. Этот взгляд буравящий, пронзительный. Огромные, во весь глаз, зрачки. У Кена мурашки пошли по телу. — Ты забываешься, джаху. — Крайт медленно цедил слова. — Ты со мной в таком тоне не говори. А то может что-нибудь скверное произойти. Гунга, между прочим, голоден, очень голоден.

Кен побледнел:

— Простите, Гунга Крайт, простите. Я не хотел… Я…

— Ладно. — Крайт отвернулся. — Давай попробуем еще раз, сначала.

— Да, Гунга Крайт, — Кен часто закивал. — Простите, Гунга Крайт.

— Так что ты хотел у меня узнать? Кен вздохнул. Он вдруг понял, что до сих пор непроизвольно задерживал дыхание.

— Гунга Крайт, я должен был встретиться с Безродными, но никого не нашел. Они пропали. А потом, когда я вернулся сюда, мне сказали, что вы куда-то уходили, и Йорик погиб. Ну, я и подумал…

— Правильно подумал. — Крайт усмехнулся.

— Но вы же обещали… Договаривались…

— Договаривались? — Крайт оскалился. — А про вождя, твоего отца, договаривались? А с Хогеном как же? Тоже планировали? Что-то сорвалось?

— Нет, Гунга Крайт, нет! — Кен чуть не плакал. — Простите, Гунга Крайт! Так случайно вышло!

— Случайно? — Крайт вдруг улыбнулся, и уже совершенно спокойно добавил: Ну считай, что и я случайно.

— Гунга Крайт! Но там был мой друг. Хотя бы его…

— А там был вождь. Ты что, Кен, не понимаешь?

— Нет, Гунга Крайт, — жалобно проговорил Кен. — Не понимаю.

— Люди говорят, Кен.

— Не понимаю. И что?

— А то, что кто-нибудь в конце концов сказал бы, кто убил вождя Каменной Собаки. Как ты думаешь, что было бы дальше?

— Но мы могли бы поселить их где-нибудь очень далеко, отдельно. — Голос Кена был печален, он почти смирился.

— Не могли, Кен. Нет такого места, из которого не слышно. Кроме одного. Крайт похлопал Кена по плечу. — Улыбнись, Кен, улыбнись. Ты же джаху, воин. Забудь о вчера, подумай о завтра. Скоро Зеленые Медведи будут плакать от одного звука твоего имени.

— Да, — мрачно согласился Кен. — Они заплачут.

— Заплачут. — Крайт посмотрел на лопающиеся пузыри пламени. — Йорик мертв, так что возьмешь с собой Фрина, Харега и Йолю.

— Но Гунга Крайт…

— Все, Кен. — Взгляд Крайта снова стал жестким. — Мы об этом уже говорили, и я тебя слышал. Действовать будешь, как я сказал. Тебе надо торопиться и вернуться до того, как начнутся снегопады. И никакой самодеятельности. Эта невидимость, которую ты просил, она и на меня действует, так что помочь я тебе не смогу.

— Может, хотя бы девчонку не надо? — Кен смог-таки выдавить из себя улыбку. — Женщина на войне — дурная примета.

— Чушь, — как-то бесцветно ответил Крайт, разом потеряв интерес к разговору. — У Йоли очень вязкий и долгий экран. Это пригодится. — Крайт полез в карман, вытащил зеленый шарик, покатал в пальцах. — И еще. Малышам в охранение возьмешь сто человек из Учебного легиона. С Роном. Понял?

— Да. — Кен начал медленно отодвигаться.

— Если с Малышами или с Роном что-нибудь случится, ответишь головой. Понял?

— Да, да! Конечно! — Кен энергично закивал, отступая. Он лучше сам умрет, но ни с Роном, ни с этими Малышами ничего не произойдет. То, что на него глянуло… Это был не Крайт. Белое, совершенно белое лицо, черные впадины глаз… Что, Гунга побери, это было?

* * *

Эккер вскрикнул и проснулся. Опять все тот же кошмар. Хриплый, скрипучий голос, нашептывающий ему о смерти. Живописующий смерть, разложение, тлен…

Эккер скинул покрывало, сел. Рядом нервно заворочался Император, из-под задравшейся ночной рубашки торчали его худые со вздувшимися венами ноги. Эккер вытер выступивший на лбу пот. Ну почему, за что? Почему с ним? Что он такого сделал, чем прогневил Демонов? Почему вот уже неделю ему снится этот кошмар, в котором он гниет заживо?

Эккер вздохнул и сунул руки под мышки, осторожно пощупал. Во сне всегда все начиналось именно оттуда. Да, вот они. вот они, эти желваки, шишки, которые потом потемнеют, лопнут… Эккер судорожно всхлипнул. Нет, показалось. Он слишком молод, слишком красив, чтобы умереть, чтобы вот так…

Эккер дрожащей рукой налил себе воды, глотнул. Что с ним происходит? Еще неделю назад жизнь блистала и переливалась для него всеми красками, и он брал от нее все, беззаботный и счастливый. Казалось, он добился всего. Никому не известный семинарист из обедневшего дворянского рода, вдруг вознесшийся на самую вершину власти. Секретарь и личный друг Императора! Вельможи трепетали и заискивали, совали деньги и лепетали свои жалкие просьбы. А он смотрел на этих гордых аристократов, еще год назад презрительно морщивших носы в его присутствии, а теперь пресмыкающихся перед ним, и смеялся, смеялся! Племянника в гвардию? Дочку во фрейлины? Почему же, можно. Если хорошо попросите. Ну же, попросите, попросите как следует. И дочка пусть попросит.