Одержимые - [60]

— Поехали, сейчас же поехали. Я не буду звонить, она вряд ли захочет меня видеть.

Но она хотела. Ему даже показалось, что она рада его появлению.

— Хорошо, что ты меня разыскал. Ты привез какие-нибудь новости, знаешь что-нибудь об отце?

— К сожалению, — он развел руками, — ничего не знаю.

— Я принесу тебе кофе, хочешь?

— Никуда не ходи. Давай лучше поговорим. Тебя информируют о ходе следствия?

— Да. Ежедневно кто-нибудь звонит, то министр, то какие-то комиссары. Говорят, что проводятся обыски, облавы, не оставляют без внимания любые заявления от населения, но результатов никаких.

— Ну что же, будем надеяться. Ведь в любой момент ты можешь узнать, что отец освобожден, что он цел и невредим.

— Дай бог… Но не трать время на утешения. Все равно не рассеешь мои опасения. Я боюсь за отца, очень боюсь. Может, его уже убили, может, убьют сегодня или завтра. Никто на свете не может гарантировать мне его безопасность. Господи, если бы я знала кого-нибудь из них, из этих «Огненных бригад»… Почему, скажи мне, это должно было случиться именно с моим отцом?

— Никто не ответит на твой вопрос, Моника. Я так бы хотел тебя утешить. Может, поедешь в Рим и поживешь у нас? Мама была бы рада.

— Не тронусь с места, Джиджи. Отца, вероятно, держат тут, в Милане. Я это чувствую.

— Тебе нельзя выходить?

— Я сама не хочу. Представляешь себе толпы журналистов, телевизионные камеры, нездоровое любопытство? Это ужасно.

Джиджи было ее очень жаль. Он знал, что не располагает ничем, что могло бы ее утешить. А ему хотелось облегчить ее страдания. Интересно, тот человек, который бывал у Моники, поддерживает ли отношения с ней? Задать ей прямо вопрос он не осмеливался, но Моника сама сказала об этом.

— Я была в дороге, когда узнала о несчастье с отцом. Мы ехали в Париж. Рико тотчас же отвез меня в аэропорт. Ему пришлось остаться. Надеюсь, что он вот-вот здесь появится. Я только что звонила ему в бюро, там ничего не знают. В чем же дело, почему он не приехал?

— Наверное, дела, ничего удивительного.

— Ты так думаешь? До сих пор он держал слово. Сказал, что вернется на следующий день. Может, и с ним что-нибудь случилось?

— Ну зачем думать только о плохом.

— Я рада, что могу с тобой откровенно поговорить. Меня мучает совесть. Если бы я не уехала, им не удалось бы так легко похитить отца.

— Я не думаю, что они выполнили эту операцию без надлежащей подготовки. Они знали, что тебя нет дома, должны были знать.

— Как, откуда?

— Трудно сказать. Но такого рода работу выполняют обычно очень четко. Им, вероятно, пришлось рассмотреть множество вариантов. И они выбрали самый подходящий. Я уверен, что «Огненные бригады» знали о твоем отъезде. Кому ты об этом говорила?

— Пожалуй, никому. Позвонила отцу, и все.

— А сокурсникам на факультете?

— Нет. Собственно говоря, я ни с кем не дружу. Кроме Роберта, но с ним я не виделась уже несколько недель.

— Выходит, вот оно как…

— Что значит «выходит»?

— Три варианта: или твой разговор подслушали, или отец кому-то сказал о твоем отъезде, или…

— Продолжай!

— Или этот твой знакомый сообщил кому-то о вашей поездке.

— Ты с ума сошел! Если и говорил, то о своей служебной командировке. Перед сослуживцами не стал бы он хвастаться, что едет со мной, ведь это вряд ли помогло ему выполнять свои служебные обязанности.

— Логично.

— Что логично?

— То, что ты говоришь. Таким образом, остаются два первых предположения.

— Перестань. Твои предположения ничего нового не вносят. Полиция давно уж до этого додумалась.

— Я не уверен. Сомневаюсь во всем, что касается эффективности их действий.

Моника не ответила. Рассуждения Джиджи ее скорее раздражали, чем успокаивали. Джиджи должен понять, что она от него уже устала. Но сказать ему об этом она не могла. Девушка перевела взгляд на молчащий телефон и голубоватый экран выключенного телевизора. Она ждет сообщений и одновременно боится их, хотя знает, что именно эти технические устройства должны в конце концов принести информацию, которую она так боится услышать. Джиджи слегка коснулся ее ладони и встал.

— Ну, я пошел. Если я тебе понадоблюсь, звони, вот тебе номер телефона пансионата, где я живу.

Она кивнула.

— Спасибо, что пришел.

В шестнадцать ноль две Кола́ бросил голубой конверт в почтовый ящик редакции, после чего пешком отправился на железнодорожный вокзал, где выпил чашку кофе и съел миндальное пирожное. В шестнадцать пятьдесят пять он покинул Милан пассажирским поездом, следующим до Генуи. По пути он вышел на маленькой станции Серравалле. Там Кола́ ждала его девушка Андреа, которая на мотороллере отвезла его в свой домик в горах.

Секретный протокол с заседания Главной комиссии христианско-демократической партии появился в редакции «Коррьере делла Сера» уже в начале пятого вместе с кратким сообщением, что это один из первых направленных для публикации материалов, свидетельствующий о политических махинациях в государстве. Сообщение сопровождалось угрозой о том, что в случае, если представленное: «Огненными бригадами» материалы не появятся в печати, то будут предприняты соответствующие меры. Полчаса спустя состоялось бурное заседание руководства христианско-демократической партии, на котором было решено действовать так, чтобы не допускать публикации протокола. Около семнадцати часов вопрос был поставлен на заседании правительства. Христианские демократы большинством голосов протащили решение своей партии. Сразу после этого подали в отставку министры, представляющие партии либералов, демократических социалистов, а также консерваторов. В правительстве остались лишь христианские демократы.