Одень свою семью в вельвет и коттон - [31]

не подошло бы – я не думаю, что Бренди знала его настоящее значение. Человек, который ведет тебя по пути и помогает тебе, когда ты в беде, – как бы она это назвала? Королева? Костыль? Учитель?

Я услышал шум за дверью, а затем тоненький голосок мотылька. «Сука», – прошептала Бренди.

Я залетел обратно в квартиру, но мама даже бровью не повела. «Сестренка, – сказала она, – ты и половины всего не знаешь».

Глава 11. Кровавая работа

Многие годы я занимался уборкой квартир в Нью-Йорке, и неплохо зарабатывал себе на жизнь. У моего начальника было маленькое агентство, тариф составлял пятнадцать долларов в час, из которых пять шли ему, а десять – работнику. Можно было заработать больше, работая только на себя, но мне было удобнее иметь посредника, кого-то, кто составлял расписание и в случае чего принимал удар на себя. Если что-то ломалось, наш босс заменял испорченную вещь, а если что-то было украдено, или считалось таковым, то именно он защищал наши интересы. За исключением кабинета хироманта, все мои задания касались жилых помещений – квартир и мансард, которые я посещал Раз в неделю или две. Хозяева в это время обычно работали, а в тех редких случаях, когда они были дома, старались вести себя как можно более незаметно, будто эта квартира принадлежала мне, а они были только гостями.

Одним из таких клиентов был юрист лет шестидесяти. Я убирал его квартиру больше года пока, наконец, познакомился с ним, когда он отлеживался дома после операции. У него было что-то с сердцем, и он обратился ко мне, когда я мыл его холодильник. «Не хотелось бы вас беспокоить, – сказал он, – но я собираюсь ненадолго прилечь. Я поставил будильник, но, если по какой-либо причине не проснусь, я бы попросил вас ввести это мне в анальное отверстие». Он дал мне резиновую перчатку и полупрозрачную пилюлю, наполненную янтарной жидкостью.

– Если вы не проснетесь до которого часа? – уточнил я.

– Скажем, до трех.

Он пошел в спальню, а я стал думать о том, что делать, если будильник его не разбудит. Что хуже – вводить пилюлю в анус незнакомца или чувствовать ответственность за его остановившееся сердце? Я решил, что это, как и большинство вещей, зависит от человека. Дядька никогда не жаловался на меня шефу, не просил отнести его вещи в стирку, и он проявил заботу, снабдив меня резиновой перчаткой, так почему же я должен отказывать ему в единственной просьбе?

Звонок зазвонил в три, и, когда я уже набирался смелости, бодрый и свежий юрист вышел из спальни. На следующей неделе он вернулся на работу, и, хотя я убирал его квартиру еще целых два года, мы больше никогда не встречались.

Мой начальник был взбудоражен случаем со свечой, но я вспоминал его как приключение. Я скучал в одиночестве целый день, поэтому попросил, чтобы меня почаще посылали на задания, где клиенты дома. Часто это были единичные вызовы. Хозяин квартиры устроил бурную вечеринку или засыпал квартиру штукатуркой и теперь хотел, чтобы кто-то справился с беспорядком. Как-то я попал в дом бывшей модели «Плейбоя», которой требовалась помощь в перестановке шкафов. Мы разговорились, и она показала мне снимки трех своих бывших мужей, объясняя, что девизом ее семьи было выражение: «Ешь, пей, жениться не робей!»

– Это устарело, – заметил мой начальник, но я никогда не слышал этих слов раньше.

В декабре 1992 года рассказ, который я написал, передали по «НПР», а через полгода в Нью-Йорк Таймс появилась маленькая статья под названием «Он ладит с радио и окнами». Она вышла в воскресенье с утра, и уже к десяти часам люди начали трезвонить мне домой с просьбой прийти и убрать их квартиры. Многие из них имели скрытые мотивы и хотели, чтобы я написал о чем-то, что они считали важным или несправедливым: о дискриминации при приеме на работу, о тайных совещаниях правления кооператива, о спорных медицинских открытиях, которые большие шишки решили скрыть. «Это не то, чем я действительно занимаюсь», – говорил я им, но они настаивали и заваливали меня «важными контактными телефонами». Это всегда произносили шепотом – подразумевалось, что повсюду шпионы.

Когда люди звонили мне домой, я просил их перезванивать моему шефу и через него договариваться о встрече. Это доказало мою преданность и поставило на место некоторых самых очевидных теоретиков заговора, которые жаловались, что им вешают лапшу на уши. Через месяц после выхода статьи мой начальник уехал в отпуск, а вскоре после этого позвонил незнакомец и спросил, не смогу ли я поработать у него в выходные. Он назвался Мартином и дал свой адрес в восточной части города. Я предложил прийти в два часа в воскресенье, но, после того как мы повесили трубки, он снова позвонил. «В два дня или ночи?» – уточнил он.

– Дня, – ответил я. – В два пополудни.

Позже я распознал в этом первый признак беды.

Северный Ист-сайд летом вымирает по выходным, и по дороге от станции метро я встретил не более дюжины людей. Мартин жил на пятнадцатом этаже новостройки-многоэтажки. Охранник известил о моем при бытии, и, когда я вышел из лифта, мужчина открыл дверь и высунул голову в коридор. Он выглядел лет на сорок пять, пухлый, с круглым загорелым лицом и влажными волосами цвета пшеницы, тонкими, как у младенца. Из его подмышек сочился пот, а футболка с изображением кораблика плотно облегала живот, от чего воды, в которых плыло судно, были тугими и сильно натянутыми. «Вы тот, с кем я разговаривал по телефону?» – спросил он.