Очки для секса - [6]

Он зашел за ней. На улице было почти тепло, но не повод, чтобы расстегивать куртку. А его куртка была расстегнута. Не очень хорошая, но модная куртка. Джинсы тоже не для тепла. Гардероб был такой универсальный, варианта «и зимой, и летом модный парень я». Придумывается легенда «я — морж». И самое худшее, что случается, — это мороз зимой максимум на несколько дней. В эти по-настоящему зимние дни легенда не спасает, и таким парням приходится прогуливать институт и все вечеринки, потому что «реально холодно». Этот мальчик был не из гламурных. Не тонко-стильный, а, скорее, наоборот — очень даже конкретно-крепкий. Стрижка не модная, а просто копна кудрей. Аня в тот день оделась как-то по-девчачьи: короткий пуховик, джинсы, высокие сапоги и мало косметики.

Пока она искала деньги, услышала, как парень сказал: «Два». Она еще подумала: «Странно, он — один, и где же девушка?» И ей стало как-то неприятно, что он, оказывается, не один. Хотя в салоне кроме них по-прежнему никого не было. Так получилось, что они сели напротив друг друга. Случайно получилось. Почти коленки в коленки. Пока он говорил это свое «два», она нашла деньги и сказала про себя: «Ну и ладно!» Кому и почему сказала — сама не знала. Протянула купюру, а он ее не передал. Подержал в руках и положил в карман.

Она напряглась: почему это он не торопится передавать ее деньги, а потом поняла! Он заплатил за себя и за нее… а ведь ее почему-то задело, как он сказал «два». Хорошо так сказал «два». Что она даже позавидовала той, кто эта «два». И руку он тоже подал хорошо. Хороший мальчик. Ей стало спокойно и приятно, что «два» — это она. Просто так приятно. Без потом.

Мальчик смотрел на нее, но делал вид, что звонит по телефону, что ему надо срочно всем позвонить. А она смотрела в окно. Он смотрел на нее, будто сосредоточившись на звонке. А ему, как назло, никто не отвечал. Он набирал следующий номер. Опять тишина. Третий. Наконец, кто-то ответил. Аня опять почему-то напряглась. «Девушка или нет? Нет, говорит с другом», — она успокоилась. Мальчик говорил про какую-то вакансию. По его разговору Аня поняла, что он очень молодой мальчик.

— Ну ты где? Я сейчас подъеду в офис. Ты не знаешь, Серый нашел работу? Нам человек нужен во вторую смену. Я бы его взял. Позвони ему, пусть меня найдет.

Аня посмотрела на него внимательнее. Высокий молодой мальчик. С пухлыми, как у ребенка, щечками и ямочками. Спорт помогал уравновешивать любовь к вкусной и здоровой пище, но уже сейчас было понятно, что со временем спорт проиграет и мальчик раздобреет по типу «русский богатырь». Его бы назвать Хома (от «хомячок»), а она его сразу окрестила Журавликом. Была в нем какая-то мечта или полет юношеский. В общем, бросалось в глаза, что крылья ему еще никто не подрезал.

Они на секунду встретились глазами. Глаза карие. Большие, карие и неравнодушные. Еще секунду, и он бы обязательно что-то сказал или спросил. Но Аня отвела глаза в окно. Он попросил остановить на следующей остановке и стал опять кому-то звонить. Телефон казался каким-то слишком маленьким в этих больших и очень мужских руках. Пожалуй, именно руки были в нем самыми взрослыми. А в остальном — мальчик. Милый-милый. Мальчик с кудряшками, ямочками на щеках и теплыми карими глазами.

Аня нащупала в кармане зажигалку, крепко сжала ее в кулаке. Через пару секунд отпустила и достала бумажный носовой платок и ручку. Написала номер своего телефона. И продолжила смотреть в окно. Перекресток уже был виден. Сейчас будет остановка. Машина стала тормозить. Журавлик уже поднялся. Аня протянула ему платок. Он не понял, в чем дело, но обрадовался и постарался как взрослый радости не выдать. Еще он не знал: выходить ему или остаться. Но всё-таки вышел из маршрутки. Машина тронулась. Следующая остановка была Анютина. Она попросила остановить раньше остановки, за светофором. И стала с улыбкой считать про себя: «Раз, два, три, четыре, пять». Зазвонил телефон. Она этому не удивилась. Номер был из неизвестных ей.

— Алё, — Аня была уверена, что это Журавлик.

— Ты можешь вернуться? — голос был бы очень взрослым и серьезным, если бы не был таким взволнованным. Такими волнительно мужественными бывают мужчины лет до двадцати пяти.

Аня прикрыла трубку рукой и попросила остановить маршрутку. А в трубку спросила:

— Зачем?

— Ты вышла?

— Да. Я уже почти дома. Так зачем возвращаться?

— Выходи за меня замуж.

Ей захотелось съязвить, что, может, лучше усыновить? Но сдержалась. Рука уже голосовала. Она еще тянула время какими-то глупыми вопросами и приколами. Вышла из машины. Он ее не видел. Было так смешно, как он сосредоточен на телефоне и ловит каждое ее слово. Она нажала кнопку. У него на лице — ужас. Он нажал повтор вызова. Она сбросила. Он помедлил и опять попытался позвонить. Она опять сбросила. Он никого не видел вокруг. Она за его спиной сказала:

— Гав!

Ей сейчас тоже было примерно двадцать.

Они гуляли. Он рассказывал, что работает, что у него большие планы. Он охранник, но, конечно, не рядовой, а самый старший среди самых младших начальников.

Он рассказывал о прекрасном будущем, потому что в этом возрасте у незолотых мальчиков настоящее непрезентабельно, а прошлого еще нет. Почти нет. А такого прошлого и настоящего, чтобы с гордостью рассказать о нем тридцатилетней женщине — нет совсем. Есть только будущее. Мечты о будущем, которые воспринимаются реальнее прошлого и настоящего вместе взятых. Очень искренне они, эти мечты о будущем, воспринимаются.