Очищение молитвой - [2]

— Не, а чё?! — у меня десять рук что-ли?! Понятно, что двор у неё течёт — вставил Ваня, скидывая ботинки у входа в баньку. — А то не знает, что творится и почему я не сделал ей ещё. Чудная бабка — вроде как без сознания живёт. Или дурачится так — я не знаю.

— Ладно, пошли уже помоемся как люди. Завшиветь недолго с этими походами, реально. — Фёдор отшвырнул бычок и приоткрыл дверь в баньку.

Разделись и по одному, нагибаясь, ввалились в белёсое марево парной. Разобрали шайки, закипятили веники, Ваня вернулся с двумя вёдрами ледяной колодезной воды — чтобы разводить. Мужики, хлестанув на каменку пару черпаков, принялись охаживать друг друга вениками от души, покрякивая и приговаривая. Баня…

* * *

Вернувшись вчера заполночь из поиска, мужики только поели чего Бог послал — немного, сил уже не было — и наплевав на то, что не мылись, что заросшие как черти — с момента как ушли, а это восемь дней уже прошло — завалились спать, настрого запретив домашним будить под любым предлогом до обеда назавтра. Лесные вернулись — Слава Богу, никто и не посмеет, это — святое, сон-то у лесных. Расспросы, вопросы, восклицания, причитания — это всё будет потом, как отоспятся, после бани. Пока лесные моются, парятся, бреются — деревенские бабы уже жарят картошку, откупоривают банки с грибами, огурцами, ещё какие там брашна у кого заныканы, остужают самогон, пиво (это если есть) — собирают стол. Можно и так сказать — праздничный — потому что, когда лесные возвращаются — это всегда праздник. Это — как с фронта. Об этом фронте, конечно, все знают, а также и знают, что фронт-то этот — невидимый, ну а лесные — как бы особые люди — самые уважаемые в Селе. Когда лесные приходят — это Событие. Каждый раз. Потому что вместе с лесными каждый раз в Село приходят Новости. И сегодня тоже соберётся вся деревня — кто, конечно, не занят на работах, придут люди и из Села — послушать, ужаснуться, узнав — перекреститься. Знают — добрых новостей не будет, их нет в последнее время, с чего бы им быть?

* * *

Ещё с ночи мужики из охранной бригады, что патрулировали край деревни от леса, разнесли новость — что вернулись люди Фёдора. А уже с утра деревня загудела и эта информация передавалась из дома в дом быстрее, чем раньше по Интернету. Уже к часам к десяти в Правление ввалился сам Пётр Василич — Староста всего села вместе с отцом Паисием, настоятелем сельской церкви. Почаёвничав с дедом Макаром Степанычем, старшим по хозяйству в деревне, обсудив последние новости и деревенские нужды, начальство послало за Фёдором. Фёдор явился через полчаса, благо идти до Правления ему было совсем недалеко — всего три дома. Благословился у духовного, поздоровался за руку со Степанычем и Петром Васильичем. По летнему времени в доме Правления была суета — сновали люди, бабы, у каждого была его неотложная нужда, необходимость, всем надо было попасть к Степанычу — тем более и Староста в деревне, и батюшка — повод зайти важный. Меж тем Пётр Василич выгнал всех на крыльцо и закрыв своей грузной фигурой дверной проём пояснил селянам: «Православные, православные! Так! Сейчас все идите по делам, куда кто должен. Нам сейчас с Фёдором покой нужен, потолковать спокойно. Что кому от меня надоть — на то приёмное время на селе есть. И батюшку не атакуйте, словно ненаши. Так что, давайте, родные, по работам все. Что надоть узнать вам всем будет — то лесные и за столом расскажут!» — и затворил дверь на затвор изнутри.

Фёдор, размяв пальцами сигарету, чиркнул, прикурил и присел к открытому окну, на древний кожаный диван, который стоял в доме Правления ещё со времён СССР, а то и раньше — кто его знает? — он тут был всегда. Примостился подальше от батюшки, который на дух не переносил ни дым, ни даже запах курева, и как мог — боролся с этой богомерзкой страстью, весьма и весьма распространившейся среди селян. А чё не курить то? Здоровью-то теперь, ничего оказывается и не вредит — это раньше врачи стращали, ну а теперь-то — Слава Богу. А батюшка-то, Отец Паисий, подходил к вопросу с другой стороны — может здоровью-то и не вредит, а вот душе? Вот о чём стоит подумать! А курево — это ведь что? Страсть, грех. И потому, каждый отягощённый сим греховным навыком, страстью, не отлагая, должен каяться Господу, и не медля прекратить губить душу поганым бесовским зельем. Вот как-то так благочинный и пытался влиять на селян если и не на каждой проповеди — то уж через одну — точно. Фёдор знал, конечно, о непримиримости батюшки в этом вопросе, потому, закурив, сразу и покаялся: «Грешен, батюшка, как встал сегодня — не курил ещё.» Отец Паисий махнул на Фёдора рукой — мол, кури, закоренелый; но и другое тоже понимал старик — в работе Фёдора — лесном деле — всё важно, и привычка более чем важна. Пусть и худая, пусть. Когда само всё дело у лесных людей зиждется на привычках, а привычки сформировали устоявшийся порядок, дисциплину — а без неё, этой дисциплины в группе, за границу, патрулируемую селянами — не ходи! Срок неорганизованного, недисциплинированного пассажира в лесу, а паче того — пребывающего там в одиночестве, даже не часами измеряется — минутами. Лес теперь, в эти времена, меняется так быстро, что любой накопленный до этого опыт, становится практически бесполезен уже через несколько дней. Всё время являет себя новая нежить. Воздушные власти — попросту бесы, или ненаши — являют разуму такие галлюцинации, что дрожь берёт. Особо упорно сей род держит брань против духовных и крепко верующих селян — впрочем, как и всегда, но теперь уже с поправкой на то, что отрицать существование поименованных сущностей, уже не приходится.