Очищение - [47]

Он не смог продолжать и сел под громкие аплодисменты.

После этого, как всегда окруженный своими телохранителями, Цицерон отправился в дом Фругиев на Палатинском холме. Стоял холодный осенний день. На улице было не так уж много народа. Несколько человек пошли за нами. Когда мы подошли к усадьбе, Фругий уже ждал нас. Он поднял Туллию на руки и, не обращая внимания на шутливые замечания Теренции, перенес ее через порог. В последний раз я увидел большие, испуганные глаза Туллии, смотрящие на нас из дома, а затем дверь закрылась. Девочка осталась в доме, а Цицерон с Теренцией молча отправились домой, держась за руки.

Вечером того же дня, сидя за столом у себя в кабинете, Цицерон в сотый раз заговорил о том, как опустел дом.

— Ушел всего один член семьи, а как мы все осиротели! Ты помнишь, как она играла здесь, у моих ног, пока я работал, Тирон? Прямо здесь, — и он постучал ногой под своим столом. — А как часто она первая слушала мои речи — бедный, ничего не понимающий ребенок. И вот все это в прошлом… Годы несутся, как листья в бурю, и с этим ничего не поделаешь.

Это были последние слова, которые хозяин мне сказал в тот вечер. Он ушел в спальню, а я, задув свечи в кабинете, пожелал доброй ночи охранникам в атриуме и с лампой удалился в свою комнатушку. Лампу я поставил около своей лежанки, разделся и лег, еще раз вспоминая все события минувшего дня. Постепенно я стал засыпать.

Было около полуночи, и на улице было очень тихо.

Разбудили меня удары во входную дверь. Кто-то колотил в нее руками. Я сел на кровати. По-видимому, я проспал всего несколько минут. Удары раздались снова, сопровождаемые свирепым лаем, криками и топотом бегущих ног. Я надел тунику и торопливо поднялся в атриум. Цицерон, полностью одетый, уже спускался по лестнице. Перед ним шли двое охранников с обнаженными мечами, а за ним — Теренция, которая куталась в шаль. Опять раздались удары; на этот раз они были сильнее и громче — теперь по дереву били палками и ногами. В детской проснулся и заплакал маленький Марк.

— Иди и спроси, кто там, — велел мне Цицерон, — но дверь не открывай. — Затем он повернулся к одному из всадников и сказал: — Иди вместе с ним.

Я осторожно пошел по коридору. К этому времени у нас уже была сторожевая собака — массивный черно-коричневый горный пес, названный Саргоном, в честь ассирийского царя. Он лаял, рычал и отчаянно рвался на цепи. Мне даже показалось, что сейчас он свалит стену.

— Кто там? — громко спросил я и с трудом, но различил ответ: «Марк Лициний Красс!».

Стараясь перекричать лай собаки, я крикнул Цицерону:

— Он говорит, что он Красс!

— И это действительно он?

— Похоже на то.

Цицерон задумался. Думаю, что он думал о том, что Красс с удовольствием полюбовался бы на его труп, однако было маловероятно, что человек его положения решился бы на убийство действующего консула. Цицерон распрямил плечи и поправил прическу.

— Что же, если он говорит, что он Красс, и его голос похож на голос Красса, тогда впусти его.

Я приоткрыл дверь и увидел десяток человек с фонарями. Лысая голова Красса блестела в их свете, как полная луна. Я открыл дверь пошире. Красс с неудовольствием посмотрел на беснующегося пса и проскользнул мимо него в дом. В руках у него был потертый кожаный футляр для документов. Вслед за ним вошла его всегдашняя тень, бывший его претор, Квинт Арий, и два молодых патриция, друзья Красса, которые только что получили свои места в Сенате, — Клавдий Марцелл и Сципион Назика. Эти имена фигурировали в самом последнем списке сторонников Катилины. Остальные тоже попытались войти, но я велел им ждать снаружи; четырех врагов в доме было вполне достаточно, решил я и запер дверь.

— В чем дело, Красс? — спросил Цицерон, когда его старый оппонент вошел в атриум. — Для визита гостей уже поздно, для деловой встречи — слишком рано.

— Добрый вечер, консул, — холодно кивнул Красс. — И тебе тоже добрый вечер, — обратился он к Теренции. — Прошу простить за беспокойство. Не хочу, чтобы ты прерывала из-за нас свой сон. — Он повернулся к ней спиной и обратился к Цицерону: — Мы можем где-нибудь поговорить наедине?

— Боюсь, что мои друзья будут нервничать, если я их оставлю.

— Ты что, боишься, что мы наемные убийцы?

— Нет, но ты водишь дружбу с ними.

— Уже нет, — улыбнулся Красс и похлопал по футляру с документами. — Именно поэтому мы к тебе и пришли.

Цицерон колебался.

— Хорошо, поговорим наедине. — Теренция стала протестовать. — Не волнуйся понапрасну, дорогая. Мои телохранители будут стоять за дверью, а сильные руки Тирона будут мне хорошей защитой. (Это была шутка.)

Он приказал, чтобы в кабинет принесли дополнительные стулья, и шестеро из нас с трудом втиснулись в эту небольшую комнату. Я видел, что Цицерон нервничает. В Крассе было что-то, что всегда заставляло хозяина нервничать в его присутствии. Однако держался он достаточно вежливо. Цицерон спросил, не хотят ли его посетители чего-нибудь выпить, но они отказались.

— Очень хорошо, — сказал консул. — Чем трезвее, тем лучше. Ну, так я тебя слушаю.

— В Этрурии неспокойно, — начал Красс.

— Я читаю отчеты. Но ты сам видел, что, когда я хотел это обсудить, Сенат не обратил на меня внимания.