Очищение - [17]

Толпа расходилась медленно. Стража немного расслабилась и пики больше не целились в грудь любопытным. Ворота были заперты и отец Марк, мысленно вознеся хвалы Господу, поблагодарил его за то, что не взбесилась толпа не ринулась на прорыв жиденьких цепочек стражником не попыталась остановить закрытие ворот.

Лейтенант осторожно прочистил горло и отец Марк повернулся к нему.

– Отче, нас ждет грязная работа. Мы не надеемся о спасении души. Но благословение нам нужно. Нам достанется самая тяжкая доля в городе. Не откажите.

2.

Питер хмуро глядел на пастора и в душе, наверное, ненавидел этого сухого человека кто так жестко и бесцеремонно оставил людей без надежды. Закрытые ворота днем это само по себе страшно. Страшно и непонятно. Словно враг стоит под стенами города и жаждет ворваться внутрь и истребить всех и вся. Но враг же уже ворвался. Город этими закрытыми воротам просто давал понять, что он сдался.

Мальчик шмыгнул носом и потер воспаленные и раскрасневшиеся веки. Вторую ночь подряд он не мог нормально уснуть. Его грудь раскалывалась от страха и боли за своего отца, когда он слышал тихие постанывания его. Врач, еще молодой и явно малоопытный врач, жестоко сказал, что надежды нет. Это Черная Смерть. Он осмотрел и мать Питера и его самого. И сказал, что пока на них нет симптомов этой кары господней. Он велел чаще мыть руки и не прикасаться к больному, а по возможности не входить в его комнату. Но как его мать могла оставить мужа своего? Как она могла не дать страдающему воды?

Мама теперь спала на полу в комнатке Питера. Спала… Это неверно сказано. Она мучалась, а не спала. Поднимаясь каждый час она ходила обмывала тело отца Питера и меняла тряпки под ним. Отец сильно потел, но кроме желтых, словно гноистых следов пота на тряпках, сваленных в кучу у дверей, Питер видел и бурые следы вскрывшихся гнойников. Он представлял себе, как выглядит тело отца и еле сдерживал спазмы в желудке. Ему было страшно и горько от бессилия, что-либо сделать или изменить.

Мать не пускала Питера в комнату отца. Она говорила, что если она заразится и умрет на то воля божья. Ведь давно еще до рождения Питера она обещала пред богом быть с мужем и в бедах и в радости. Мальчик все понимал, но от мыслей, что и мама может заболеть, ему становилось совсем плохо. Он прижимался к маминому животу и всхлипывал, пока она успокаивающе гладила его по волосам.

…Врач приходил и этой ночью, прячась во тьме, словно лихой человек. Он еще раз осмотрел отца и заявил, что тому осталось от силы сутки, двое. Потребовал, чтобы мать не рассказывала никому, что он приходил осматривать больного. Типа не знал об этом никто, горько усмехался мальчик, вспоминая, как тарабанил в дверь счетовода. Мама обещала и что не расскажет никому и что, как муж скончается, немедленно позовет стражу или отца Марка.

И пока мальчик смотрел, как пастор увещевает горожан, там, в доме, медленно и мучительно умирал его отец. Мысли об этом ужасе заставили Питера развернуться и последовать за теми, кто уже отступал от ворот. Люди шли, переругиваясь и отчего-то кляня пастора. Сам Питер вдруг понял что к священнику не испытывает ничего плохого. Если это сделано чтобы никто так больше не страдал как его отец, то может это правильно? Но взрослые что возвращались по домам считали поступок отца Марка почти что подлостью. Они говорили о том, что Черная смерть пришла извне и открыт город или закрыт ничего не изменит. Только люди будут страдать. Кто-то, правда, не бранился на пастора, но громко жалел, что раньше не уехал или не ушел, пока только пугающие слухи по городу ходили. Надо было бежать, твердили они, считая, что упустили свой шанс.

Шедший за ними мальчик кривился от таких разговоров. Он сам знал как легко и быстро можно было сбежать из города в любое время. И не понимал, почему взрослые так сокрушаются о закрытых воротах.

Проходя мимо баронского дома, Питер с горечью заглянул поверх каменной стены в чуть видные окна баронессы. Ставни были закрыты. Его принцесса укатила в карете рано поутру в компании старой гувернантки и служанок. Отец Ингрид скакал следом с десятком стражи и с такой веселой улыбкой, словно на охоту он выехал. Он кивал встречным редким горожанам, когда они кланялись ему, и всем видом показывал что не страх гонит его прочь из города, но что-то другое.

Мальчика естественно с собой барон и не подумал брать. Дворецкий по отъезду господина рассчитался с прислугой и велел всем кроме поварят, что обязаны были кормить пастора и стражу до особого распоряжения в доме барона не появляться. Даже с мальчиком честно рассчитались двумя медяками, но отправили домой, после того как один из поварят сказал, что им помощник будет не нужен. Как же Питер разозлился на этого молодого парня. Ему стоило всего слово сказать, и Питер бы продолжал работать, получая такие нужные его семье гроши. Злой и расстроенный мальчик пошел слоняться по улицам, пока не повстречал гордо шествующего пастора со своей страшной ношей.

Теперь ему надо было показаться дома. Отдать деньги матери и расстроить ее еще больше тем, что теперь у него нет работы. От тоски и безысходности даже выть захотелось. Реветь навзрыд. Но мальчик только всхлипывал, упрямо выставив лоб вперед, и шел домой.