Очевидное убийство - [43]

Меня опять затошнило. Вот, значит, что узнал Виктор Ильич. И, наверное, хотел поточнее выяснить — что за посетитель, как выглядел и вообще. Ясно, что перед приятелем «Санька с кухни» распинаться бы не стал. А вот с глазу на глаз… Старики-разбойники… Довыяснялся.

27. Вл. Цепеш. Я приду плюнуть на ваши могилы.

— Где тебя носит, жемчужина моя?

Вот те раз! Я его разыскиваю по всему Городу чуть не с собаками, выслушиваю нотации от разных телефонных голосов, и вот теперь, значит, это меня где-то носит.

— Весь день тебе звоню, а ты как в Антарктиду уехала.

— Не уехала, там холодно.

Однако в чем-то Ильин был прав.

Оставив Саниного приятеля уничтожать остатки «духовного» продукта, я в рекордные сроки добралась до дома и на полтора часа залезла в душ. Несколько раз мне и впрямь послышалось, что звонит телефон, но вылезать из-под воды не стала — хотелось отмыться до самого нутра. Казалось, запах той кухни въелся навечно. Бр-р!

— Чего молчишь, или не рада слышать?

— Думаю, — сердито буркнула я.

— Дело хорошее. Обо мне хоть думаешь-то?

— Угу. О тебе и всех ваших. Лоджию прозевали, даже осматривать не стали, а?

— Почему это не стали? Там ничего интересного не было. Две табуретки да полмешка картошки.

Вот, значит, что на крышке люка лежало — картошка.

— Ага, а черный ход господина Челышова — это вам уже не интересно?

— Какой еще черный ход?

— А лесенки там пожарные, не обратил внимания? А под лесенкой — и над тоже — люк.

— Так эти люки никогда не открываются… — растерялся Никита.

— Очень вредно, солнце мое, следовать распространенным убеждениям, они нередко заводят в тупик. Никогда не открываются, а этот вот как раз открывался. Два этажа вниз — и прости-прощай, моя любовь. Специалисты! Кто ж в такую жару картошку на балконе держит?

— Чего ты на меня-то накинулась, не я осмотр проводил, — как-то виновато пробурчали в трубке.

— Ну, если это тебя утешает, можешь радоваться. Все равно два последних трупа на вашей совести.

— Как — два? Где?

Слегка успокоившись — и чего это я в самом деле на хорошего человека набросилась? — я в двух словах доложила обстановку. «Хорошего человека» сообщение о свежем трупе почему-то не порадовало. Может, потому, что труп был не очень-то и свежий? Ну извините, чем богаты.

В ответ Ильин, добрая душа, поделился своей информацией. Увы, она была подобна курице, погибшей от старости — переварить, наверное, можно, но животом помаяться придется. Или дело не в курице? Многоумный классик утверждал, что головы человеческие подобны желудкам — одни переваривают попавшую в них пищу, другие от нее засоряются. Что же это нынче моему желудку так не везет? И голове заодно.

С одной стороны, все было не так уж плохо: Дине изменили меру пресечения, и она, по идее, должна быть уже дома. Но с другой…

По «некоторым данным» у Челышова на момент смерти должно было иметься не меньше двадцати пяти тысяч долларов. А возможно, что более тридцати. Где теперь эти деньги — непонятно. Это раз.

В день, когда погиб Гордеев, Вадика в городе не было — это два. То есть совсем не было. Кто-то там пригласил его отметить чей-то там день рождения — на лоно природы. На этом самом лоне, которое, к слову сказать, находилось в двух часах езды от города, милый мальчик и провел двое суток. Безвылазно. На глазах у дюжины человек. Причем смерть Гордеева пришлась на день первый этого празднества, на самое его начало, когда народ еще не успел достичь не только нирваны, но даже того состояния, в котором за приятеля принимают ближайший столб, особенно если он, столб, лежит. И наоборот.

Вадик — экземплярчик, конечно, тот еще: возлюбленная в камере, а он на природе веселится. Вероятно, для снятия общего стресса. Но моральные качества — вещь эфемерная, а вот алиби вышло железобетонное. Бронированное. Непробиваемое, как сейф Английского Национального Банка.

Но я личность патологически упрямая, чувство противоречия во мне преобладает даже над здравым смыслом. И любая бесспорность для него — как тапки для малолетнего щенка, надо обязательно изгрызть. Я тут же начала сочинять, как можно втихую сбежать с празднества — ну, например, прогуляться до кустиков, а тем временем смотаться в Город и вернуться — и сколько на это может понадобиться времени. Алиби, подтвержденное дюжиной человек, всегда казалось мне куда более уязвимым, чем то, что подтверждают, например, двое. Когда народу много, вспомнить, кого ты, собственно, в какое время видел, кого нет — задача не из простых. Тем более, когда картинка впоследствии щедро смазана алкоголем…

Я совсем было уже разработала нужную схему, но тут Ильин угробил на корню все мои домыслы. Вадикова «пятерка» Гордеева не сбивала. Следов на машине нужных нету. С днем, когда погиб Челышов, такой ясности нет, но ведь очевидно же, что вторая смерть — явное следствие первой.

Никуда не денешься, все нужно начинать сначала. Остаток разговора я провела примерно так же, как бегает по двору обезглавленная курица, — автоматически. Рефлексы — удивительная вещь.

— Никитушка, солнце мое, а как же ты ухитрился осмотр деминской машинки провернуть? Не по официальным ведь каналам?