Очертание тьмы - [6]

– Вот и посмотрим, – зевнул Дойтен. – Только я сначала прикончу трактирщика. Где, демон меня раздери, еда и вино?

Здоровяк хотел уже в третий раз испытать прикладом ружья прочность пола, но стук башмаков раздался снова, из‑за лестницы показались служки с подносами, на которых исходило паром что-то горячее и, судя по запаху, восхитительно вкусное, за ними мелькнула еще чья-то гибкая фигурка – одна или несколько, зазвенела жесть, загремела струя воды, и возникшая вокруг путников суета тут же обратилась приятностью. Четверке пришлось стянуть с уставших ног грязные сапоги, но жестяные корытца с горячей водой стоили мелких хлопот. Ловкие пальцы содрали со ступней подкисшие обмотки, направили ноги в горячее, подстелили ветхие холстинки и подставили низкие валенцы. Да что валенцы, если уж и запах баранины окончательно поселился в ноздрях, да и сама еда на придвинутом к лавкам столе требовала не только немедленно внимания, но и немалого усердия? До разговоров ли, если рот полнится слюной? Видно, хозяин трактира знал об этом, потому как появился, только когда часть угощения уже перекочевала в животы путников. Седой трактирщик был не только ниже ростом и шире телом, чем старик, что открывал четверке ворота, но и куда моложе его годами. Впрочем, ни его возраст, ни изрядный живот не умаляли его же бодрости, а уж шириной улыбки с ним состязаться было и вовсе бессмысленно. Правда, на мгновение он ее стер, когда прикрикнул на служек, повелев им убираться с глаз долой, да поторопил рыжую девчонку, которая шустрила под столом за четверых, ублажая ноги гостей трактира теплой водой, хотя и показала удивленное лицо из-под стола только однажды, когда обнаружила в своих руках не пару провонявших от долгой дороги мужских лап, а две тонких и изящных ступни.

– Фиу! – весело присвистнула, заставив снова спрятаться под столом девчонку, Гао.

– Транк! – едва не расплескав воду, вскочил с места, обрадовался подошедшему старику Клокс. – Жив еще, развалина?

– А что мне сделается? – поправил дрожащей рукой прижатую к уху слуховую трубку старик. – Или не мой отец дверь вам открывал?

– Так это Аол был? – поразился судья. – Однако не признал я его, не признал. Был белым, а стал лысым, что мое колено. Но прежней стати не растерял, хотя и высох до костровой треноги. Похоже, ты объедаешь отца? Ну ладно, я рад тебя видеть. Выходит, и ты еще помесишь глину Граброка?

– Это вряд ли, – хмыкнул трактирщик, поочередно поклонившись гостям и усаживаясь напротив. – Отца жизнь сушит, а меня квасит, как и мою матушку квасила, и долголетия ей это не прибавило. Ты же знаешь, засушенное дольше хранится. Да и зачем месить глину, если на улицах города устроены дощатые тротуары, а кое-где имеется даже и мостовая? Да, новый бургомистр не оставляет Граброк своей заботой. Так же, как и наш славный король. Младшего брата прислал для проверки готовности города к очередному празднеству, самого герцога Диуса. Как всегда, впрочем. Так что на улицах – чистота и порядок, в сердцах – благоволение. Только это ж все в городе, а не за его стеной. Или ты опять с востока? Если всю жизнь околицами пробираться, то нечего на дороги пенять. Иска! Ишь, затихла… А ну брысь отсюда! Посматривай издали. Если трапеза затянется, будь готова горячей воды подлить. Давно у нас не было таких дорогих гостей. А вы как думали? Помощница моя каждому встречному-поперечному корытце с теплой водой под ноги не тычет. Я вас уже три дня как жду. Все здесь? Как положено? Судья, палач, печальник? Или как там? Защитник?

– Не палач, а усмиритель, – поправил трактирщика Дойтен, выуживая из блюда кусок мяса на кости и запуская в него зубы.

– Кому усмиритель, а кому и смертушка в полном обличии, – с уважением пробормотал Транк и поклонился Дойтену еще раз. – И девка с вами?

– За околицей поймали, – скривился Клокс, покосившись на девчонку, которая так и не сдвинула на затылок капюшона. – Комната готова?

– Три! – расплылся в улыбке трактирщик. – Три комнаты с чистыми постелями заждались уже. Как голубь прилетел, ко мне сразу нарочного из ратуши – мол, едут. Так что все чин по чину. И поесть, и поспать, да простят меня все сэгаты Сиуина. И что же теперь? Четыре комнаты ладить?

– Одну! – погрозил трактирщику пальцем Клокс. – Забыл уже мои правила? Есть еще места?

– Есть, как не быть, – закивал трактирщик. – Паломникам рано. До конца месяца пять дней, шествие к нам придет пятнадцатого… Сколько там выходит… У меня ж полтора десятка комнат, а заняты только восемь. Есть и большая, та самая…

– Вот! – хлебнул из кубка Клокс. – Одну, но большую. Ту самую, под коньком крыши. С решеткой и ставнями на окне. С хорошей дверью. На четыре лежака. Да устрой занавеску для девки. И воды ей приготовь теплой ведро. Да таз. А если чего не понимаешь, у жены своей спроси. Все хорошеет, наверное? Или вот у служанки своей шустрой!

– Племянница она мне! – закивал трактирщик. – Всей радости у меня – два сына да племянница. С ними и справляюсь. Сыновья вам и подносили.

– А хохотал кто? – нахмурился Клокс. – Или мне почудилось?

– Да все тот же убогий, – поморщился Транк. – Приютили дурачка, что ж теперь делать? Амаданом его кличут, ты же помнишь мальца? Подрос, правда, но он безобидный. Даже помогает иногда.