Очерки японской литературы - [48]

Для понимания этого стихотворения необходимо знать, что по старинному поэтическому поверью соловей сплетает из лепестков сливового цветка себе шапочку. Эта шапочка служит как бы символом весны, молодости и т. п. Поэт хочет последовать его примеру: украсить себе голову цве­тами сливы, чтоб скрыть свои седины.

Показательной для лета Цураюкн считает тему «при­слушивания к голосу кукушки» — птицы, образ которой всегда соединялся с этим временем года.

Летней ночью я,

Только что прилег уснуть,

Слышу — вдруг опять:

Плач кукушки... Вместе с ним

Вот опять блестит заря.

(Перевод Г. О. Монзелера)

Типичной осеннею темой, по Цураюкн, является крас­ная листва. На этом образе построено, например, следую­щее стихотворение.

Алую листву

Осыпает тихо клен

Здесь, в горах глухих.

Как похожи листья те

На багряную парчу!

(Перевод Г. О. Монзелера)

Для зимы характерна тема «любование снегом».

Хоть еще зима,

Все же с облачных небес

Падают цветы.

Там средь темных снежных туч

Не настала ли весна?

(Перевод Г. О. Монзелера)

Отдел славословий состоит из од в честь государя, страны или вообще в виде приветствия, поздравления, об­ращенного к кому-нибудь. Образы цапли и черепахи при этом понятны и естественны, так как на всем Дальнем Востоке как та, так и другая являются наиболее распро­страненными, наряду с сосной, символами долголетия.

Отдел любви Цураюкн характеризует темами «летней травки» и «осеннего хагн». Как образец первой темы мо­жет служить следующее стихотворение:

Травка на нолях

Еще пробивается

Сквозь покров снегов.

Лишь мельком явилась мне

Ты,— что травка... И вот я...

Стихотворение — типично суггестивного типа, оставля­ющее невысказанным основной мотив: «и вот я — весь в го­ре». В тексте оно сопровождается примечанием, объясняю­щим, что это стихотворение было сказано поэтом па празд­нестве в честь бога Касуга, когда в числе многих прибывших паломпиков-гостей он успел заприметить свою возлюблен­ную, но, увы, только на один миг: она сейчас же исчезла.

Образ осеннего хагн, как навевающего грустные мысли о далекой подруге или далеком друге, встречается в сти­хотворении:

Осень... Хаги куст

Снизу начал уж желтеть.

Началась пора!

Грустно осенью одной

Мне на ложе возлежать...

К отделу разлуки относится стихотворение с образом горы, именуемой «Застава встреч»,— самая популярная аллегория грядущего свидания. В последующем стихотво­рении этот образ соединен с другой метафорой сходного же характера: «травка-ложе», растущая обыкновенно очень незаметно, «втайне ото всех», среди прочей растительности.

Травка-ложе здесь,

На горе «Застава встреч» —

Втайне ото всех...

Если б тайно от людей

Ты ко мне сейчас пришла!

Слова Цураюки: «подойдя к горе «Застава встреч», они молитвенно складывали руки»,— указывают на то, что обычно такие стихотворения выражают желание или прось­бу поэта о встрече, обращенную как бы с молитвенным жестом к его возлюбленной.

На этом Цураюки заканчивает свое перечисление ос­новных отделов «Кокинсю», объединяя все, оставшиеся не названными особо, названием «разные песни». Однако, эти разные песни в действительности сгруппированы в отделы не меньшего значения, чем и упомянутые им.

Таков, например, отдел «плачи», составленный пз сти­хотворений, обычно содержащих оплакивание смерти лю­бимого человека, как, например:

Лейтесь же сильней!

Если б, слезы, ливнем вы

Быстрым пронеслись,—

Взбушевался бы сам Стикс

И вернулась бы она!

Совершенно особый отдел составляют «песни-шарады», чрезвычайно интересные по своему характеру: стихотворе­ние дается в какой-либо как будто ничего не говорящей о задуманном слове форме, меж тем как это слово заключено в известном подборе звуков. Слушателю предлагается от­гадать это задуманное слово. Например, дано стихотво­рение:

Има йкука

Хару синакэрэба,

Угуису мо

Моно ва кагамэта

Омоу бэранари.

Оно значит следующее:

Несколько уж дней

До конца весны всего!

Видно, соловей,

Так же, как и я,— в тоске,

Глядя пред собой, грустит.

Читателю предлагается отыскать среди звуков стихо­творения задуманное слово «персиковый цветок», по-япон­ски: «сумомоно хана». Оно и получается, если сложить вместе подчеркнутые курсивом слоги.

В сущности, только последующий отдел, так и назван­ный редакторами «разные песни», соответствует определе­нию Цураюки. В нем действительно заключены стихотво­рения на такие темы, которые трудно отнести к какому- либо из выше перечисленных отделов.

Помимо этого в «Кокинсю» содержится еще один от­дел: «песни различной формы». Он составлен из трех час­тей: стихи в форме нагаута, стихи в форме ездока и, нако­нец, особый вид танка,— так называемые «хайкай-но ута» то есть танка с комическим содержанием.

В качестве как бы приложения фигурируют стихотво­рения из «Академии поэзии» — официального учреждения при дворе того времени.

Все эти отделы распределены по особым книгам, так что в общем счете все «Кокинсю» состоит из 20-ти книг. Расположение отделов по книгам таково: весна — 2 книги; лето — 1; осень — 2, зима — 1; славословия — 1; разлу­ка — 1; путешествия — 1; шарады — 1; любовь — 5; пла­чи — 1; разные по теме стихотворения — 2; разные но фор­ме — 1; и одна книга приходится на песни из «Академии поэзии».