Очерки уголовного мира царской России - [7]

   Тут же он показал свои образцы. "После долгих колебаний я соблазнился и изъявил согласие на аферу. Тогда мой искуситель назвал мне фамилию Зильберштейна, каковому и предложил писать в Варшаву до востребования. Мы списались, и вот время от времени я получаю от Зильберштейна партии марок, упакованные в мешки с перьями, что не дает возможности их прощупать".

   - Как вы полагаете, - спросил я, - пришел ли по последней накладной мешок?

   - Судя по времени, должно быть - да.

   Я отправил человека с накладной на товарную станцию, и мешок был вскоре привезен. Мы высыпали перья, и среди них обнаружили до 10 тысяч марок. Они были сложены пакетиками по 100 штук, и каждый из них был аккуратно перевязан голубой ниткой.

   Не представляло труда, конечно, написать Зильберштейну от имени Е. письмо с заказом и арестовать его в Варшаве, в почтамте, в момент получения им корреспонденции до востребования; но марочное предприятие приняло всероссийский масштаб, требовало раскрытия и самого источника производства и полной его ликвидации. Между тем Зильберштейн мог оказаться лишь посредником, а не непосредственным работником и главой предприятия.

   Все эти соображения заставили меня отказаться от мысли о немедленном аресте последнего, и я стал изобретать повод к поездке в Варшаву. В этом отношении мне помог все тот же арестованный коллекционер.

   - Ничего не может быть проще! - сказал он. - Зильберштейн не раз предлагал мне в письмах приехать в Варшаву для обсуждения какого-то нового и весьма прибыльного дела. Я подозреваю, по его намекам, что речь идет о распространении подчищенных гербовых марок.

   - Зильберштейн вас никогда не видел?

   - Нет.

   - Отлично! Сделайте паузу дня в три, а затем напишите ему, что готовы приехать в Варшаву для переговоров и просите указать вам точно место вашей будущей встречи.

   Е. согласился исполнить это требование, но сказал:

   - Вы видите, г. начальник, что я не только покаялся в преступлении, но и готов всячески содействовать раскрытию всего дела.

   Будьте добры, освободите меня, я истосковался по дому!

   Я был в затруднительном положении и решил посоветоваться с прокурором суда Арнольди.

   - Не знаю, что и посоветовать вам, - сказал он мне. - При освобождении Е. он может бежать или испортить вам дело. Впрочем, делайте как хотите, Аркадий Францевич. Вам виднее.

   - Я освобожу вас до суда, - сказал я Е., - но приставлю к вам двух агентов, несущих денно и нощно дежурство при вас.

   - Помилуйте! Для чего эти предосторожности?

   - Нет, уж вы извините, но они необходимы.

   - Ну, что же, пусть будет так!

   Дня через три Е. написал Зильберштейну до востребования. В этом письме он изъявлял согласие на переговоры о выгодном деле, но заявлял, что сам выехать не может, а готов прислать родного брата, каковому доверяет, как самому себе. Вскоре пришел ответ от Зильберштейна с подробным указанием дня, часа и места встречи.

   Для свидания Зильберштейн выбрал Саксонский сад и скамейку как раз против входа в летний театр. Для большей точности он просил г. Е. держать в руках местную русскую газету "Варшавский дневник". Е. тотчас же написал о приемлемости времени и места, и я стал собираться в путь. К назначенному сроку я с двумя агентами выехал в Варшаву.

   В условленный час я был в Саксонском саду на указанной скамейке и внимательно прочитывал широко развернутый "Варшавский дневник". Кругом меня никого не было, если не считать какой-то толстой еврейки с младенцем, сидящей напротив. Прошло полчаса - никого. Прошел час - никого. Я собрался было сокрушенно уходить, полагая, что нечто совершенно непредвиденное задержало или напугало Зильберштейна. Как вдруг моя еврейка перешла площадку и подсела ко мне. Немного помолчав, она с обворожительной улыбкой спросила меня:

   - Скажите, мосье, вы русский?

   - Русский.

   - Уй! Люблю я русских, хороший, щедрый народ!

   Я поклонился.

   - Вы живете в Варшаве или приезжий?

   - Приезжий, сударыня.

   - Я так и думала! Вы не похожи на варшавянина. Вы из Петербурга?

   - Нет, я из Москвы.

   - Из Москвы?! - как бы удивленно улыбнулась она и, тотчас же прильнув к моему уху, прошептала: - Ну, так я уже вам покажу сейчас господина Зильберштейна!

   Она повела меня на Трембацкую улицу, подвела к какому-то небольшому кафе и указала на столик у самого зеркального окна.

   За ним сидел еврей, лет 40, рыжеватый, довольно прилично одетый.

   Он взглянул на нас через окно и улыбнулся моей провожатой.

   Я вошел в кафе и направился к Зильберштейну. Он приподнялся навстречу, и мы молча пожали друг другу руки. Сели.

   - Мне очень приятно познакомиться с таким хорошим человеком!

   Мы так хорошо работали вместе, вы всегда так аккуратно платили, словом, делать с вами гешефты - одно удовольствие!

   Я улыбнулся:

   - Да, собственно, вы работали не со мной, а с моим братом. Но это, конечно, все равно.

   - Ну, и какая же разница? Ваш брат нам писал, что приедете вы, и я прекрасно знаю, что вы не господин Е., а его брат. Ну, не все ли равно?

   - Положим, и моя фамилия Е., но, конечно, я лишь брат вашего покупателя, - и для большей достоверности я вытащил паспорт и раскрыл его перед Зильберштейном.