Очерки на разных высотах - [10]

Шрифт
Интервал

Наутро выслали Сашу Балдина и Юру Смирнова встречать Адика и Валентина, a сами тем временем собрались и попытались было пройти по гребню до Главной вершины просто по той причине, что это был самый очевидный путь ухода, и к тому же была надежда найти там следующую заброску продуктов. Был ясный день, солнечно и ветрено, холод пронизывал нас буквально до мозга костей, никакая одежда не спасала. В первой связке шли Коля Алхутов и я, и за два часа мы смогли преодолеть лишь метров сто гребня, сильно заснеженного и обильно украшенного карнизами на обе стороны. Здесь быстро не пойдешь, а мороз пощады не давал. Становилось ясно, что до вечера нам не успеть добраться до Главной, а на гребне нашу палатку просто сдует. Тут к нам подошла вторая связка Боб и Женя. Немного посовещались и решили, что путь через Главную для нас закрыт — он сопряжен с неоправданным риском. Надо возвращаться к месту ночевки на Западной с тем, чтобы спускаться кратчайшим путем на ледник, прямо по стене. Известно было, что там пройдено два маршрута: Макарова и Сасорова. Но все осложнялось тем, что: во-первых, никто из нас не знал этих маршрутов, да и явно маловато было крючьевого снаряжения для организации спуска по отвесным участкам, а во-вторых — у нас практически кончились продукты, а теперь нас было уже не шесть, а восемь человек. Хорошо хоть бензина было достаточно, и, стало быть, горячим питьем мы были обеспечены.

Дополнительная сложность была еще связана с тем, что наша рация окончательно вышла из строя, и спасатели внизу не знали толком, что произошло с нашими группами. Последнее, что наш радист Коля Алхутов смог передать вниз, было сообщение об аварии на траверсе Домбая. На всякий случай на КСП готовились к организации больших спасательных работ, для чего была вызвана из Москвы сборная команда Союза по альпинизму. Однако, мы слишком хорошо знали, с каким риском сопряжены спасательные работы, особенно в условиях зимней непогоды. К тому же с нашей группой все было более-менее благополучно, и нам спасатели не требовались. Поэтому просто необходимо было как можно скорее добраться до людей.

Спуск занял у нас три с половиной дня, и это была борьба полуголодных людей за выживание в экстремальных условиях. При этом мы просто обязаны были идти предельно аккуратно, не допуская никаких срывов из-за поспешности или усталости. Первым на спуске обычно шел Женя Тамм. Его главной задачей было прокладка подходящего маршрута для спуска дюльфером (так именуется способ спуска «по веревке сидя»), уборка всех ненадежных камней и нахождение более-менее подходящей площадки для организации страховки и налаживания следующего дюльфера. А замыкающим был Боб, который выбивал все лишние крючья и должен был следить за тем, чтобы веревка легла так, чтобы возможно было легко ее снизу выдернуть. Если здесь ошибешься, то может понадобиться лезть вверх почти без страховки, чтобы разложить веревку, как следует. И Женя, и Боб работали слаженно и четко. Все те 18 -20 дюльферов, что нам пришлось проделать за эти дни, прошли без единой осечки.

Удивительнее всего было то, что усталость тогда почти не ощущалась, хотя последние три дня никакой еды вообще не было. Казалось, что так мы можем идти бесконечно долго, как автоматы — таким было нервное напряжение. Вечерами наш начальник Боб Горячих раздавал нам по ложке коньяка из аварийного запаса, что и составляло вместе с кружкой кипятка наш ужин. Одна палатка на восемь человек — это означало, что поспать толком ни у кого не получалось. Хорошо хоть, что в палатке было тепло, даже когда на улице стоял двадцатиградусный мороз.

Слава богам, все обошлось, никаких ЧП не произошло, и мы смогли спуститься на ледник вполне благополучно. Прилетевшие из Москвы спасатели нам не понадобились. Они сразу отправились через гребень за телами погибших, отрядив нам навстречу в качестве «скорой помощи» Юру Каунова и Володю Безлюдного. Момент встречи с ними был волнующим, и мне запомнился надолго. Сначала был обжигающий сладкий чай — ну просто божественный нектар. За ним последовали апельсины, которые поедались прямо с кожурой, а вдогонку — «палка» копченой колбасы, также поглощенная вместе с оболочкой. Помню, что при этом чувство вкуса у меня совершенно атрофировалось — все это было просто «пища». Тут наши спасители всерьез обеспокоились такими чудовищными аппетитами и волевым образом прекратили это безобразие.

Немного дальше, уже на тропе, ведущей к Домбайской поляне, мы совершенно неожиданно увидели Игоря Евгеньевича Тамма. Он знал про наше восхождение и приехал из Москвы несколько дней назад, чтобы быть поближе к сыну, и заодно погулять в горах. Здесь он узнал об аварии, что случилась наверху, при чем никто не мог ему в точности сказать, что и с кем там произошло. Как он потом признавался сыну, он так разнервничался, что даже не мог работать!

Старший Тамм всех нас хорошо знал, как Жениных друзей, и мы частенько гостили у Таммов на даче в Ильинском. Припоминается забавная история, что случилась, когда в один из таких вечеров Игорь Евгеньевич, который был большим любителем шахмат, предложил сыграть с ним. Мы было застеснялись — все-таки академик, Нобелевский лауреат, как-то неудобно. Но Боб сразу согласился, и к общему удивлению, он выиграл первую партию, а вторую свел вничью. Было забавно наблюдать, как И.Е. почти по-детски огорчился из-за своих неудач, но с тех пор он всегда радовался видеть Борю среди гостей и не упускал возможности вызвать его: «К барьеру!». И вот здесь в горах он встречает своего сына и всю нашу команду во главе с Борисом, живых и невредимых после всех перенесенных испытаний. Он даже не старался скрыть своего радостного возбуждения, приветствуя нас, и особенно сердечно поздоровался с Бобом как с капитаном нашей команды.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.