Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода - [107]

Тотчас же по приезде в Москву Орлов создал «следственную комиссию» о бунте, а 30 сентября созвал Медицинский совет и предложил ему немедленно ответить на подготовленные им конкретные вопросы о причинах распространения «заразы» в Москве и о мерах по ее лечению и искоренению.

В тот же день (30 сентября) Орлов обнародовал объявление «о бытии в Москве моровой язвы», где было указано, что главная цель прибытия его в Москву — «узнать допряма причины толь великому вдруг сего зла распространению… чтоб гибель народную сколь можно скорее пресечь и общее благо поспешествовать».

После подавления Еропкиным мятежа наступило «успокоение». Но глухое брожение среди москвичей продолжалось всю зиму.

Октябрь. В Петербурге все еще пытаются доказать «Просвещенной Европе», что ничего страшного в Москве не происходит. Императрица так и не решается назвать болезнь, опустошающую Москву, чумой.

В ее письмах к госпоже Бьелке и к Вольтеру, отправленных в начале октября, сказано: «Это гнилые горячки, злокачественные, горячки с пятнами и без пятен. Наш простой народ не может привыкнуть и примениться, по суеверию и невежеству, К предосторожностям, необходимым в подобных обстоятельствах. Граф Орлов, видя быстрые успехи этой заразы, умолял меня позволить ему ехать туда, чтобы на месте принять меры, какие окажутся нужными к прекращению бедствия. Я согласилась на такой прекрасный и усердный с его стороны поступок, хотя это мне больно, ввиду той опасности, которой он подвергается».

В Москве же началась рутинная работа по ликвидации последствий чумного бунта и наказанию бунтовщиков. Амвросия торжественно похоронили 4 октября. Затем наступило время возмездия.

Было повешено 4 человека (трое — главные виновники убийства Амвросия — повешены на том месте, где ими было совершено преступление); затем «по жребию» был повещен еще один из «мятежников и грабителей»; 72 человека были «биты кнутом с вырыванием ноздрей», закованы в кандалы и отправлены на каторгу; 89 человек высекли плетьми и отправили на казенную работу; 12 подростков высекли розгами.

Разделавшись с бунтовщиками, Орлов начал вникать в медицинские вопросы. Ответы врачей на заданные им 30 сентября вопросы, очевидно, не удовлетворили Орлова, ибо 6 октября он вновь созвал Медицинский совет. На этом собрании Орлов сказал, что принимавшимися до его приезда мерами не удалось пресечь весьма распространившейся «заразительной болезни». Одной из главнейших причин этого Орлов считал мнение некоторых врачей о том, что «якобы оказавшаяся здесь болезнь не есть заразительная язва» и что «натурально навлекло общую, так сказать, неосторожность».

В связи с этим Орлов предложил Медицинскому совету ответить на следующие вопросы:

«1) Является ли умножившаяся в Москве болезнь моровой язвой?

2) Чрез воздух ли ею люди заражаются или от прикосновения с зараженными?

3) Какие суть средства надлежащие к предохранению от оной?

4) Есть ли и какие способы к уврачеванию зараженных?»

Иначе говоря, Орлов вновь поставил перед московскими врачами вопрос: «Чума или не чума?» Врачи теперь уже единогласно ответили, что свирепствующая в Москве болезнь есть «действительная и неоспоримая смертоносная язва». Также единогласно они признали контаги-озность заболевания: «Сия болезнь не в воздухе состоит и не воздух людей заражает, но единственно одно прикосновение и сообщение». Однако это категорическое утверждение теми же врачами было принято с оговоркой, характерной для миазматического учения: «Но если в покоях долго зараженные находятся, то в таковых может, и воздух здоровых заразить».

По вопросу о лучших профилактических средствах высказывался ряд врачей. Приведем наиболее интересные мнения, отражающие современные им представления о противодействии чуме.

Лекарь Померанский считал надлежащей профилактической мерой чистоту в домах, окуривание и, кроме того, «рубашки в уксусе обмочив носить и слюну часто выплевывать».

Лекарь Самойлович высказывался за чистоту в домах и частое обмывание всего тела холодною водою или, кто может, уксусом. Кроме того, г он считал полезным «открытый воздух, пищу кислую, как можно из земляных овощей, а меньше всего употребление мяса».

Доктор Шафонский разделил вопрос на две части:

если в доме не было заразы, то никаких особых мер не требуется, только «избегать заразительные домы, людей и наипаче пожитков»;

если же в доме была зараза, то с самого начала заболевания больного положить в больницу и сжечь все, что он, «будучи в заразе, около себя имел»; остальным же жильцам этого дома Шафонский рекомендовал, «оставив на несколько недель зараженный покой, окуриваться довольно и стараться выпотеть и после обмыть все тело».

Данило Самойлович (1744–1805)

Русский врач-эпидемиолог. В 1765 г. окончил госпитальную школу при Петербургском адмиралтейском госпитале. В 1769–1771 гг., во время войны с Турцией, служил в действующей армии; принимал активное участие в борьбе с чумой, возникшей в армии и среди населения. В 1771 г. приехал в Москву в разгар эпидемии чумы и вызвался работать в госпиталях для зачумленных. 1784 г. работал на юге России, где с 1793 г. был главным доктором карантинов. Самойлович является ярким представителем русской школы эпидемиологов-кон-тагионистов. Он разработал систему мероприятий по борьбе с чумой, которая, по существу, является общей системой предупредительных мероприятий против заразных болезней. Самойлович внес много нового в учение о клинике заболевания чумой, описал особенности течения болезни, ее признаки и проявления; занимался микроскопическими исследованиями с целью найти возбудителя чумы. Для предупреждения заболевания чумой предлагал производить прививки ослабленного заразного начала чумы лицам, непосредственно соприкасающимся с больными. Трижды болел чумой.