Очерки и рассказы из старинного быта Польши - [81]

После ужина приятели весело поболтали между собой, и, запивая свою беседу венгерским, дошли уже наконец до того, что уже не узнавали друг друга. Они не отправились спать в холодок, как думали прежде, но в той же комнате улеглись на сене и, как впоследствии рассказывал Азик, храпели так богатырски, что от храпу их дрожали стёкла.

— Уй!.. Я боялся, что стёкла выскочат из рам, — добавлял Азик, передавая проезжим о ночлеге шляхтичей и в изумлении покачивая головой и поправляя на ней свою засаленную ермолку.

На рассвете оба шляхтича вскочили со всех ног и вопросительно посмотрели друг на друга.

— Ну что, ты вспомнил? — спросил пан Михал.

— Нет.

— А ты?

— И я тоже.

— Видно, нечистый обморочил нас, — сказали в голос оба приятеля.

— Что ж делать, ведь лбом стены не прошибёшь, — сказал утешающим голосом пан Вацлав — поедем лучше дальше; дорога не то, что корчма, где сидишь взаперти, на чистом воздухе другое дело, там всё вспоминается как-то легче.

Оба приятеля беспрекословно согласились в справедливости этих слов. Рассчитавшись с Азиком и приветливо поблагодарив его за радушное угощение и за умеренность в расчёте, шляхтичи отправились далее, во имя божие. Воздух был чудный, на полях и в лесах пели птички; где жужжал жук, где трещала стрекоза, где щёлкал кузнечик. Шляхтичи ехали молча, и каждый из них силился припомнить данные им инструкции, и только время от времени то Вацлав у Михала, то Михал у Вацлава спрашивал:

— А что вспомнил?

— Нет, — отвечал обыкновенно и тот, и другой.

И затем оба начинали припоминать позабытое.

В каждой встречной корчме послы останавливались на ночлег, закусывали, обедали, ужинали, пили и спали и потом отправлялись далее, твёрдо надеясь, что если не сон, то закуска, если не закуска, то обед, если не обед, то ужин, если не ужин, то чистый воздух помогут им припомнить цель их поездки к князю-епископу. Таким образом, после продолжительного странствования, они добрались наконец до Кракова и остановились в одной из тамошних гостиниц.

Сидя за столом, опёршись на него локтями, они крепко думали о том, что им следует говорить, явившись перед князем-епископом, и вопросительно посматривали друг на друга, выжидая, кому из них посчастливится первому вспомнить забытые поручения.

— А ведь рано или поздно, но всё же нам нужно будет идти к его княжеской и епископской милости, — проговорил Вацлав после долгого молчания.

— Разумеется, — в глубокой задумчивости отозвался Михал.

— Ну, а что ж ты ему скажешь от имени нашей братии-шляхты? — спросил первый.

— Господь как-нибудь поможет нам. Кто знает, не вспомним ли мы на пути к его дворцу, зачем мы сюда приехали.

— И то правда.

— Что будет, то будет, — крикнули разом оба приятеля, — пойдём поскорее к князю-епископу.

И с этими словами они принялись одеваться.

Цирюльник проворно и ловко подбрил им головы и расчесал их длинные чубы. Шляхтичи надели кунтуши только что с иголочки, и, прицепив сабли, отправились в княжеский дворец, думая во всю дорогу о чём они будут говорить с его княжеским преосвященством.

Недолго представителей северской шляхты заставили ждать в епископской приёмной. Осторожно вошли шляхтичи в ту комнату, где сидел князь-епископ, и робко подняв глаза они увидели пред собою ещё бодрого старика, с добрым, открытым лицом, в фиолетовой сутане и в тёмной бархатной шапочке на голове.

Почтительно поклонились шляхтичи преосвященному владыке.

Епископ, при входе их, встал с кресел, подошёл в ним и подал правую руку, которую они и поцеловали.

— Здравствуйте, дорогие мои братья-северяне, — проговорил ласковым голосом князь-епископ. — Что же скажете вы мне от имени всей вашей братии — северской шляхты?..

Пан Вацлав подтолкнул исподтишка пана Михала локтем, промолвив вполголоса:

— Ну, начинай!..

Пан Михал сделал тоже, пробормотав:

— Начинай ты, ведь ты старше меня.

Но ни тот, ни другой, как говорится, ни п-р-у, ни ну.

Не без некоторого удивления посмотрел князь-епископ на молчаливых послов, которые мялись на одном месте, откашливались, бледнели, краснели и отирали пот, выступавший крупными каплями на их лицах.

В это затруднительное время вдруг мелькнула в голове пана Вацлава ужасная мысль, что позор его и его товарища падёт на всю северскую шляхту, избравшую таких нерасторопных представителей. В отчаянии от этой мысли пан Вацлав одушевился, откашлялся и твёрдым голосом сказал:

— Ясноосвящённый князь-епископ! Жители северского княжества избрали нас для того, чтобы мы сложили к стопам вашей княжеской и епископской милости их покорнейшую просьбу. Судьбе однако угодно было, чтобы и мы, и отправлявшие нас не поняли содержания этой просьбы. Кто тут прав, кто виноват — разбирать этого мы не можем. Довольно, что нам или не умели передать поручений, или мы не умели их выслушать. Поэтому, — заключил с почтительным поклоном пан Вацлав, — всенижайше просим вашу княжескую и епископскую милость благосклонно принять высокое к вам уважение всей северской шляхты; что же касается собственно нас, то мы вперёд такими послами не будем…

В продолжение этой речи пан Михал то раскланивался с князем-епископом, то поддакивал своему товарищу, то мурлыкал что-то себе под нос.