Очерки и рассказы из старинного быта Польши - [30]

— Правда ли, пан Михаил, — сказал король гетману, — что ты влюблён без ума?

— Быть может, ваше величество.

— И ещё в крестьянку?

— Красота женщины, государь, как говорит французская пословица, для неё важнее, чем родословная в четырнадцать дворянских поколений.

— Шалишь, шалишь, мой друг, — говорил ласково король. — Ты набрался бредней Вольтера и Руссо; но они хороши только в теории.

— Я убедился, ваше величество, что они в некоторых случаях так же хороши и на практике.

— Да, — перебил король, — молва гласит и это.

— И справедливо; вы бы сами, государь, разделили это мнение, если б знали ту женщину, которая осуществляет теорию.

— Будто бы уж она так хороша? — спросил король, и восторженный Огинский в самых привлекательных красках описал прелести Эльжбеты, перед которой померкли бы все красавицы Варшавы.

— Что же, — заметил король, — такая женщина и в самом деле достойна сделаться великой гетманшей Литовской.

— И чем-нибудь побольше, — сказал загадочно Огинский, — и этим возбудил любопытство Станислава Августа и наконец по его настоянию должен был рассказать о предсказании цыганки.

Король, надобно заметить, был так же суеверен, как вообще люди, жизнь которых отличалась каким-нибудь необыкновенным случаем.

— Покажи мне будущую королеву, — сказал Понятовский.

Огинский нахмурил брови, потому что знал, как король любил женщин, и как он умел искусно обольщать самых стойких из них, а потому и медлил исполнить желание короля.

— Ага! — сказал Понятовский, — ты боишься и за неё, и за корону… Да правда, — добавил он насмешливо, — муж будущей королевы сам может быть королём, особенно если это предскажет бродячая цыганка. Смотри, я напишу об этом Вольтеру.

Вольтер господствовал в то время над умами, и Огинский боялся его более, нежели набожные предки его боялись самого чёрта. Затронутый за живое насмешками короля, он решился показать Эльжбету.

Король, как говорит предание, был поражён красотою Эльжбеты с первого разу, и, казалось, второе предсказание цыганки началось сбываться, потому что его величество, несмотря на важные государственные дела, призывавшие его в Варшаву, прогостил в Наборове три дня, а на четвёртый выехал из Наборова, пригласив ехать вместе с собою и своего осчастливленного хозяина.

Но едва только король и гетман выехали из Наборова, как просёлочною дорогою, по направлению к Варшаве, покатилась красивая коляска, и в ней сидела прелестная Эльжбета; сопровождали её три казака и Конаржевский, главный исполнитель всех сердечных повелений его величества, короля польского Станислава Августа.

В продолжение четырёх дней, почти постоянно проведённых с королём, в то время мужчиною весьма красивым и умевшим нравиться женщинам и умом и обхождением, Эльжбета успела полюбить его без памяти, и кроме того убедившись на деле в справедливости первой части предсказания, она уже грезила о королевской короне.

Огинский вышел из себя, узнав о вероломстве своего друга; он проклинал высокую честь, ему сделанную, и грозил отплатить королю, как только представится случай. Тщетно король употреблял все усилия, чтобы снова сблизиться с раздражённым магнатом. Огинский не мог забыть, что король лишил его и сердечной привязанности, и надежды на корону, и в отмщение за это пристал к конфедерации, имевшей такое гибельное влияние и на участь короля, и на судьбу Польши.

Но конечно вы читатель спросите: что же сталось с Эльжбетою, главною виновницею всего этого; скажу вам, что предсказание цыганки сбылось и она сделалась женою короля. Но вы на это возразите: Как же это было? ведь известно, что Понятовский не женился на Эльжбете. Случилось это очень просто:

Пресыщенный любовью Эльжбеты, непостоянный Станислав Август выдал её замуж за одного бедного дворянина, фамилия которого была Krul, что значит по-польски король, и таким образом Эльжбета была женою короля, но только не того, о котором она мечтала.

Шляхтич Кульчиковский

Много бы можно было написать о тех весёлых и шумных попойках, которыми славилась старинная Польша; особенно они участились в правление королей саксонского дома, из которых Август II, союзник Петра Великого, отличался как богатырскою силою, так и страстью выпить через меру. Король имел много ревностных сановников по разным частям управления, но по части выпивки помогали ему с особым усердием в Саксонии фельдмаршал Флемминг, а в Польше каштелян Юзеф Малаховский. Но несмотря на громкую славу этих лиц, Август II нашёл соперника, с которым он, по собственному его сознанию, не в силах был тягаться.

Однажды, во время войны с Карлом XII, после какой-то победы, одержанной над шведами, Август II приехал в небольшое местечко Пётрков, чтобы председательствовать в тамошнем трибунале. Не столько заботы о войне, сколько жалобы и просьбы тех, дела которых рассматривались в трибунале, измучили высокого гостя, и чтоб забыть тяжесть правления король захотел выпить, но выпить по своему обычаю, т. е. не в одиночестве, а в сотовариществе, достойном состязания.

Ещё в Варшаве доходили до короля слухи о необыкновенных способностях пётрковских чиновников и адвокатов напиваться на славу, и так как из лиц, бывших при короле, не нашлось никого, кто был бы достоин сесть с этой целью за королевский стол, то Август приказал призвать к себе того из пётрковских обывателей, который считался самым опытным и самым сильным по этой части.