Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии - [46]

Города действовали решительнее. Рига решила вообще не признавать более архиепископа своим государем и считать таковым исключительно магистра. Эта же мысль проводилась в сочинении городского писаря Иоанна Ломюллера, написанном в то время. Ревель и Дерпт одобряли её. Но другие чины не соглашались на такой крутой переворот. Ландтаг в Вольмаре в 1525 г. способствовал усилению волнения. Сильвестр Тегетмейер должен был говорить проповеди в открытом поле, так как церковь для него была закрыта. Зато его приверженцы вовсе не дали говорить доминиканскому монаху, приехавшему с дворянами из Гаррии и Вирляндии. От прусского герцога явился посол Фридрих фон Гейдек, прежний орденский рыцарь, с поручением извиниться по поводу произведённой секуляризации, но он это поручение не мог исполнить, так как он приехал только тогда, когда большинство депутатов уже разъехалось. Зато он рижским депутатам конфиденциально сообщил, что герцог готов поддерживать Ригу против всех её неприятелей. В общем, ландтаг кончился торжеством архиепископа. Епископы имели у вассалов настолько решительную поддержку, что предложение городов о лишении епископов их владений даже не было рассмотрено.

Плеттенберг, всегда миролюбивый, всегда отвергавший крутые меры, ничем не дал повода городам сделать ему упомянутое предложение. Он вырос и состарился в ордене; и от него нельзя было ожидать переустройства политической организации. Орденская политика всегда была направлена к ограничению прав и силы епископов, но отнюдь не к совершенному их устранению; для этого и в связи с тем для установления новых отношений к папе и императору нужен был более молодой и решительный человек, но такой человек едва ли оставил бы нетронутой полную самостоятельность городов. Исполнить желание городов — значило бы вызвать внутреннюю войну, а вследствие того и нападение всех внешних врагов. Поэтому магистр ответил представителям городов, что он созвал их для того, чтобы их усилить. Затем орден и епископы заключили союз на шесть лет. Сговорившиеся обещали охранять взаимно свои владения; суд должен был делать нововведения. Эти решения были приняты без городов, но им объявили, что они могут присоединиться.

Сношения герцога Альбрехта с Ригой не остались тайной, и Плеттенберг возобновил переговоры с Ригой, не считая себя связанным союзом с архиепископом. (Мы увидим, что он имел основания так поступать). В результате Рига только его признала государем и присягнула ему как единственному своему государю, а Плеттенберг в силу грамоты, данной 21 сентября 1525 г. в Риге, предоставил городу полную религиозную свободу. Скоро после того магистр формально отменил Кирхгольмский договор (от 1452 г.), а город завладел епископским двором и домами каноников.

В феврале 1525 года стали слухи ходить, что Бланкенфельд вступил в тайные переговоры с московским великим князем в своём пограничном замке Нейгаузене. Кроме того, он имел сношения с польским королем, и мы знаем, что между теми и другими существововала связь. Папский легат Иоганн Франциск, епископ Скарский, отправившийся летом 1526 г. через Вильну в Москву, имел поручение, которое было возложено и на Бланкенфельда: подготовить соединение церквей. Другие предметы его совещаний с русскими послами нам не известны. Но уже то, что эти совещания продолжались, хотя слышавшие о них не одобряли их, усиливало подозрения. 22 декабря 1525 г. Бланкенфельд в своём замке Роннебург был арестован.

В Дерпте уже раньше было назначено правление; теперь те же архиепископские вассалы, будучи крайне возмущены его поведением, объявили, что они не могут далее признавать его своим сеньором. Раздражение против него овладело всеми, так что жизнь его даже была в опасности. Гаррийско-вирляндские рыцари и особенно их предводитель Роберт Сталь фон Гольштейн старались местных государей склонить к самым крутым мерам против Бланкенфельда. Но взгляд архиепископских вассалов изменился; очевидно, Бланкенфельд имел очень сильное влияние, и в феврале 1526 г. последовало примирение между архиепископом и его вассалами. На съезды, собиравшиеся в Руене и Вольмаре по его делу в марте 1526 г., он вовсе не явился, хотя ему дали охранную грамоту. Город Дерпт сделал магистру предложение установить к нему те же отношения, какие установлены были к Риге, но магистр отклонил это предложение, не желая, как он выразился, поддерживать одного чина против другого. На самом деле Бланкенфельду всё ещё находившемуся под арестом, удалось примирить с собой и магистра, может быть, хотя об этом, естественно, ничего не стало известным, тем, что чистосердечно признался ему во всём. Только на ландтаге, собравшемся в июне 1526 г. в Вольмаре, явился Бланкенфельд. Плеттенберг тут выступал его защитником. Архиепископу разрешили сделать объяснение о сношениях его с русскими послами только в присутствии епископов и орденских начальников. Для городов и рыцарей весьма неожиданным результатом этого объяснения было то, что Бланкенфельд, которого только что обвинили чуть ли не в государственном преступлении и которому грозили смертной казнью, явился вполне оправданным. В воскресенье 17 июня 1526 г. он держал перед собравшимся ландтагом витиеватую речь и просил извинения. Постановления ландтага предоставили ордену чрезвычайные и неестественные права и потому едва ли были выполнимы, но, по-видимому, орден одержал блестящую победу. Все лифляндские епископы соглашались, от своего имени и от имени своих вассалов, присягать магистру как своему сеньору, исполнять все обязанности вассалов, и Плеттенберг брал на себя все обязанности верховного сеньора. Бланкенфельд, сверх того, обязался не предпринимать никаких враждебных действий против Риги, подчиниться приговору третейского суда о вознаграждении его за понесённые убытки и ходатайствовать перед папой и императором об утверждении этих постановлений.