Очень темное дело - [10]

— Угу, — подтвердил Мишаня с набитым ртом: он явно тоже воспользовался случаем угоститься «достойными конфетками».

Федя хотел переглянуться с Петькой, и у него это почти получилось, потому что он заметил, как Петька повернул к нему голову, но ни выражения лица, ни Петькиных глаз в полутьме не разглядел.

Видимо, оценив тщетность этой попытки, Петька отвернулся к окну и как можно более безразличным тоном спросил:

— А что искать будете в этой экспедиции? Тоже горшки?

Борис Вениаминович ответил не сразу, будто раздумывал — стоит ли? Но потом, очевидно, решившись, сказал:

— Вот я вам про клады говорил, что у каждого археолога свой клад имеется. И у меня они есть. Но самый главный, действительно МОЙ клад я, может быть, именно сейчас и еду отыскивать.

— А что это за клад? — осторожно поинтересовался Петька. Нотки недоверия опять отчетливо слышались в его голосе.

— Клад царя Митридата, — помолчав, отозвался Борис Вениаминович. Как видно, он решил, что, коль скоро приоткрыл завесу над своей тайной, теперь не стоит ничего скрывать от юных гостей. — Вы про Пантикапей или Боспорское царство что-нибудь слышали?

— Я слышал, — неуверенно ответил один только Федя. Названия показались ему знакомыми, он был даже уверен, что относятся они к эпохе античности, корни-то греческие, но ничего более конкретного припомнить не мог.

Борис Вениаминович же, как нарочно, спросил:

— А что ты слышал?

— Ну-у, что было такое, — выкрутился Федя.

— Верно, было, — рассмеялся археолог, — я вижу, тебя без соли не съешь. А больше ничего не знаешь о Боспорском царстве?

— Это колония Древней Греции на побережье Крымского полуострова, — как на уроке истории, сымпровизировал Федя.

— Молодец, — похвалил его за находчивость Борис Вениаминович, — ты близок к истине. Так оно сначала и было, когда древние греки в шестом, а кое-кто считает, что и в седьмом веке до нашей эры основали свое поселение на месте современной Керчи. Только город их тогда Пантикапеем назывался. Греки эти были из Милета, и их называли вечными мореходами. Да не про них речь и даже не про Боспорское царство, которое очень быстро укрепилось на месте первой колонии, а Пантикапей стал его столицей. Речь про то, как еще через пять с половиной веков, к середине первого века до нашей эры это Боспорское царство настолько окрепло, что стало тягаться силой с самим Римом. Это как раз было время понтийского царя Митридата VI Евпатора. Он покорил все окрестные царства Крыма, в том числе Боспорское царство и богатый Херсонее, завоевал и подчинил себе обширные территории на берегах Черного моря и даже Средиземного. Постарался заручиться поддержкой парфянского царя, армянского и решил, что сможет порушить могущество Рима. Да не рассчитал: разбил его войска полководец Помпеи. Пришлось Митридату спасаться в Армении у зятя своего Тиграна — армянский царь на дочке Митридата был женат. Однако римляне достали его и там. Царь Тигран вынужден был им покориться после поражения своего войска, а Мит-ридат бежал в Колхиду, в Грузию то есть, оттуда вернулся в Пантикапей и стал готовиться к новой войне. Большой армии у него к тому времени уже не было, и он собрал под свои знамена множество разноплеменных наемников, обещая всем хорошо, заплатить. Средства у него были: перед тем как замахнуться на Рим, Митридат немало государств поменьше разграбил. Но и во второй раз у него тоже ничего не получилось, предал Митридата его собственный сын Фарнак, который поднял против своего отца порученное ему войско. Войско взбунтовалось очень легко, мало того, что, кроме наемников, в нем были собраны народы из покоренных Митридатом государств, но и Рима боялись все. Никому не хотелось умирать за чужое величие. А когда Митридат узнал, что все дело проиграно, он попросил одного из своих наемников заколоть его и тот не посмел ослушаться. Случилось это на ступенях дворца Митридата в крепости Пантикапум, что стояла на горе возле Пантикапея. С тех пор эту гору зовут гора Митридат. Вот так с сильными связываться-то, — назидательно закончил Борис Вениаминович.

— А клад-то тут при чем? — Петька задал тот самый вопрос, который волновал в данную минуту и Федю. Он весь рассказ ждал, когда же дело дойдет до сокровищ: золота, серебра, драгоценнных камней, но рассказчик как будто забыл об этом. Подразнил и забыл.

— Ах клад, — спохватился Борис Вениаминович. — Ну так я же уже говорил, что Митридат, конечно, очень богат был, если мог позволить себе наемное войско созвать. Сами понимаете, что с пустым кошельком с Римской империей воевать — дело безнадежное.

— Не согласен, — перебил начитанный Федя, — а германцы, они сопротивлялись Риму несколько веков. Сами дикими племенами жили, а победить их римляне не могли. Да и разрушили Рим тоже варвары, те же самые германские племена.

— Ну, то германцы, — развел руками Борис Вениаминович, — да ведь и Рим пал уже тогда, когда от былого величия осталось одно безобразие. А до этого германцев римляне били, тут ты ошибаешься. Но у Митридата-то государство было, могучее античное государство, и оно уж никак не могло воевать без денег, это тебе не племя, где каждый мужик — воин. Так что Митридат богат был безусловно, так и в легенде о нем говорится, только куда он перед смертью подевал свои сокровища — не знает никто. Аристобулл Мирмекийский, излагая легенду о Митридате, пишет, что клад свой понтийский владыка укрыл в одной из окрестных пещер. Так вот, весь холм, который носит теперь имя этого царя и где раньше стоял Пантикапей, археологи перерыли. Остатки акрополя нашли, той самой крепости то есть, множество археологических ценностей отыскали.