Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - [87]

– Кстати, о снах. – Я наклоняюсь поближе и понижаю голос: – Я видел тебя во сне. Ты был весь мокрый, стоял в углу. И еще там была собака. – Я смотрю на Флаффи. – Собака, которая пыталась залаять, но не могла.

Теперь надо набрать воздуха, как будто я собираюсь нырнуть, взглянуть вверх, выпрямиться и прыгнуть.

– Не знаю, где ты сейчас и слышишь ли меня, но я хочу рассказать тебе историю, если ты не против…

Совсем как моя мама вечерами, я вполголоса рассказываю историю, сидя на краю кровати, – историю о мальчике, который боялся остаться один, который не хотел перемен, который подвел своих друзей.

– И вот однажды этот парень пошел на вечеринку… – говорю я, и рассказываю Алану «Краткую историю» моего стертого времени, а когда заканчиваю, я целую его неподвижную руку, и конечно же в моем сне был Алан: пока я находился под гипнозом, он тоже отсутствовал.

– Я ужасно виноват, – говорю я и теперь уже начинаю плакать, и слезы капают на Алана. – Прости, что меня не было рядом…

Оцепенение предыдущих дней начинает уходить, но реальность, которую я теперь вижу, еще хуже.

– Слушай, Алан. Это твоя песня, так ведь? – Я прибавляю громкость, и Боуи поет про майора Тома, дрейфующего в пустоте на совершенно особый манер. – Я сумел очнуться, и ты тоже сумеешь. – Мне необходимо верить, что все случилось ради этой минуты, что сон прошлой ночи и все предыдущие события ближе не к галлюцинации, а к предвидению. – Пожалуйста, выйди из пещеры. – И мне необходимо верить, что приходит такой момент, когда отступаешь назад и видишь цель и замысел в том, что прежде казалось случайным и беспорядочным. – Теперь всё на местах, Алан. Как в том сне. Слушай, – говорю я, когда в песне начинается припев. – Ты слышишь меня? – спрашиваю я вместе с песней, и палата вокруг нас оживает, алфавит на радужных стенах оттаивает, сияющие буквы кружатся, перемешиваются, и осколки моего стертого времени сходятся воедино прямо у меня перед носом. – Ты не один, Алан.

Флафф пытается залаять, но не может.

93. лабиринт

– Неужели ты и правда притащил его в больницу в чемодане? – поражается мама.

Флаффи на заднем сиденье то ли спит, то ли уже издох. Если честно, я заподозрю неладное, только если его храп перестанет заглушать рычание доисторического мотора «лендровера».

– Вообще-то, он отлично справился.

– Напомни, зачем ты его вообще взял с собой?

– Это длинная история.

– Ничего, поездка тоже не короткая.

– А далеко мы едем?

– Увидишь, – говорит мама заговорщическим тоном, но когда она выезжает на шоссе, навигатор на телефоне объявляет: «Маршрут построен. Начинаем движение… в Джаспер, Индиана» – и предлагает ей повернуть направо через пару сотен миль.

Мама свирепо смотрит на телефон, как на разумное и в то же время непослушное существо.

– Индиана? – спрашиваю я.

– И что?

– А вдруг Алан придет в сознание? Или вдруг… ну я не знаю… что-нибудь случится? А я за сотни миль от него?

– Во-первых, ничего не случится. А во-вторых, когда он придет в себя, ты все равно не сможешь с ним сразу увидеться.

– Мам.

– Мы уже в пути, Ной. Все ради тебя. Поздно менять решение. И мы довольно скоро вернемся.

Я отворачиваюсь к окну и смотрю, как, расплываясь от скорости, проносятся мимо деревья.

– И что там, в Джаспере, Индиана?

– Куча древесины.

– Что?

– Это Деревянная столица мира, как известно, – говорит мама.

– А нам нужна древесина?

– Да вроде нет.

– Ну… и зачем мы едем в Джаспер?

– Какой Джаспер?

– Ладно, я понял. Хочешь поиграть в загадки. Не буду мешать.

Два часа спустя мы останавливаемся на заправке, бензин, туалет, и вот мы снова на шоссе. Я пытаюсь ручкой на бумаге написать «Краткую историю» про эволюцию переработки текстов: как в прежние времена Толстому, Торо и Бронте приходилось трудиться вручную, что повышало ценность каждого слова на странице, а современные графоманы могут позволить себе роскошь попробовать одно слово, другое, не получилось – стер и напечатал третье, опять не получилось – снова стер, и так до получения конечного продукта. Старые же писатели фокусировались на том, как донести свою мысль: они знали, что и зачем делают.

Я думал, если буду писать от руки, проникнусь текущим моментом, но нет, не проникся, текст получился никудышный, потому что я современный графоман.

Мы останавливаемся пообедать в «Вендис», мама подмигивает мне: «Не рассказывай папе», и мы оба заказываем картошку фри, хлопья «Фростиз» и чизбургеры с дополнительным беконом, поэтому парень за прилавком спрашивает, хотим ли мы сначала горячее, на что мама отвечает: «Нет, ведь чизбургер с беконом съедается как раз за то время, какое нужно хлопьям, чтобы пропитаться», и у меня возникает вопрос, сколько раз мама втихаря бывала в «Вендис».

Иногда у меня возникает вопрос: знаю ли я вообще своих родителей?

Мы кладем гамбургер для Флаффи на заднее сиденье, приоткрываем окна машины и идем выбирать столик внутри. Еда быстро улетучивается, и мама была права: «Фростиз» пропитались как раз вовремя.

– Ну, как ты вчера поговорил с Вэл?

– Не очень.

Она кивает и загребает ложкой гору хлопьев:

– В каком смысле не очень?

– Она меня обманула? Подложила мне свинью? – Я отодвигаю недоеденные «Фростиз» и откидываюсь на спинку стула: – В любом случае, уже не важно.