Очень странные миры (фрагмент) - [4]

– Интересно, кто об этом позаботился? - спросил Мадон. - Я имею в виду опоры. На мертвом-то корабле…

– Какой-нибудь посмертный рефлекс автоматики, - предположил Белоцветов. - Скажите, босс, у вас там были когитры?

– Разумеется, были, - проворчал Кратов. - Не воображайте о себе бог весть что… И нужно вам знать, Сэнди, что у "гиппогрифов", предназначенных для посадок лишь на безатмосферных небесных телах, опоры вообще не убирались. Видите, как они оплавлены? Мадон присмотрелся.

– А нельзя ли нам отъехать подальше? - спросил он самым невинным тоном. К ним приблизился Мурашов, с парой коротких лыж и изогнутыми для скоростного спуска палками под мышкой. На бровях его застыл иней.

– Воля ваша, - сказал он, - "голос пустоты", и все такое… но я что-то слышу.

– Это ты мои мысли принимаешь, - уверил его Белоцветов. - Мою черную зависть. Я тоже хотел бы вот так, на лыжах, и чтоб не кубарем последние полкилометра… Все звездоходы могли ощущать эмо-фон собеседника. Сам Кратов исключением не являлся. Но Мурашов был прирожденный телепат, к тому же - прошедший специальную медицинскую подготовку, и его возможности никак нельзя было сравнивать с заурядными. И хотя он уверял, что никогда не пользуется своим даром в обычной обстановке, в его присутствии хотелось думать лишь о пустяках либо забить себе голову какой-нибудь липучей мелодийкой. Или хотя бы классической фоновой мыслью о белой обезьяне.

– Идите к черту, - сразу же сказал Мурашов, ни к кому персонально не обращаясь. - Мне эта белая обезьяна уже вот где стоит. Я честно пытаюсь разобраться в своих ощущениях, а тут вы с вашими приматами. И добро бы еще какой-нибудь умненький орангутан цвета сливочного мороженого, а то поганая бежевая мартышка с розовым задом… Кратов поспешно отвел глаза. Белоцветов смущенно хмыкнул и зарделся. Мадон же сказал с самым желчным выражением лица:

– А вы какого цвета задницу больше предпочитаете, док? Мурашов не ответил. Он воткнул лыжи в снег возле опоры и теперь стоял озираясь, донельзя похожий на антенну дальнего приема в активном поиске. Белоцветов молодцевато махнул с платформы прямо через бортик. Глаза его возбужденно блестели. Он привстал на цыпочки, пытаясь достать до нависшего над ними бронированного чрева.

– Это замечательно! - сказал он. - Это, братцы мои, как "Летучий Голландец"! Мадон продолжал сидеть, нахохлившись, словно ворона, а Кратов тоже покинул свое кресло. Теперь можно было не притворяться, что ему нет никакого дела до этого корабля. В конце концов, он ни разу не видел мини-трамп "пятьсот-пятьсот" со стороны - если не считать нескольких минут, проведенных в диспетчерском пункте при погрузке, да еще последнего "прости" из сияющей трубы эфирного туннеля, что перебросил им Лунный Ткач. Он протянул руку и, размышляя, не покажется ли это кораблю неуместным панибратством, похлопал его по обожженной опоре. "Привет, - сказал он мысленно. - Я вернулся. Ты не ожидал?" Корабль молчал. Что бы там ни мерещилось Мурашову с его фантастическим чутьем, внутри этих холодных отсеков и коридоров ничего не происходило. Все закончилось, все бесповоротно закончилось еще двадцать лет назад…Покатые бока в наползающих друг на дружку металлокерамических плитах. Местами броня выглядела так, словно по ней палили из крупнокалиберного орудия. Намертво сомкнутые створки грузового люка. Если напрячь зрение и знать, куда смотреть, можно было различить, а скорее - угадать огромные, в человеческий рост, цифры бортового номера. А если пройти вдоль внешних ребер жесткости, то можно было оказаться под одной из гравигенных секций. Под той самой, в которую должен был попасть, пройдя сквозь экзометрию, Стас Ертаулов, но так и не попал… Наконец, подплыла платформа Татора. Судя по отрешенному виду командира и склоненной голове, он как раз принимал очередной отчет Сундстрема. За его спиной неподвижным истуканом сидел Брандт, с биноклем на шее, в надвинутом по самые брови меховом капюшоне. Нижняя челюсть его под полупрозрачной маской совершала размеренные жевательные движения.

– Будем вскрывать грузовой люк? - деловито осведомился Белоцветов. Кратов отрицательно помотал головой.

– Когда мы уходили, то оставили открытым пассажирский шлюз, - сказал он.

– Это сильно облегчает задачу, - сказал Белоцветов, а Мадон кисло присовокупил:

– Неосмотрительно. Кто-нибудь мог залезть и похитить ваш ценный груз.

– Мы очень спешили, - пояснил Кратов сквозь зубы. Татор дождался, пока выпускной трап его платформы выйдет до конца, и лишь тогда снизошел на уже утоптанную площадку. Судя по лицу, он был намерен карать и миловать.

– Со всех долой - одна двадцать пятая доля вознаграждения, - объявил он. - Основание - неподчинение приказам. За исключением пассажира, второго навигатора и дока.

– Что я говорил? - проворчал Мадон.

– Доку его искусство слаломиста обойдется в одну двадцатую, - продолжал Татор. - Вопросы есть? Мурашов, понурившись, ковырял снег носком ботинка. Белоцветов же не выглядел чересчур озабоченным:

– Ерунда, - шепнул он Кратову. - Перекроем премиальными за экстренную разгрузку… Мадон наконец оставил свой насест и занялся багажом. За работой он казался не таким пасмурным, как обычно. К нему присоединился Белоцветов, а затем и Брандт. Они извлекли из багажного отсека платформы два паукообразных автомата-разведчика, размером с большую собаку каждый, и теперь приводили их в чувство. Один паук опамятовался быстрее другого. Он уже требовательно сучил передними лапами и с живостью поводил глазами на телескопических стебельках. Чем сразу напомнил Кратову бойких карциноморфов-хтуумампи, встреченных им во время аудиенции у Лунного Ткача (ничего сверхъестесвенного в том не было: хтуумампи и являлись конструкторами этой модели).