Очень храбрый человек - [8]

Он вошел в лес, будучи вторым в команде. А вышел из него командиром.

Жаль, подумала Лакост, что это случилось незадолго до его ухода из Квебекской полиции.

Совещание продолжалось, они рассматривали одно дело за другим. Каждый полицейский вкратце рассказывал о порученном ему расследовании. Сообщал новые данные от судмедэкспертов, результаты допросов. Мотивы. Подозреваемых.

Как обычно, сотовые телефоны были выключены и отложены в сторону – пользование ими во время совещания запрещалось.

По ходу дела следователи постепенно переставали смотреть на Гамаша. Переставали смотреть на суперинтенданта Лакост. Все их внимание было теперь обращено на старшего инспектора Бовуара, который, в свою очередь, внимательно слушал их.

В тех случаях, когда были произведены аресты и дела передавались в суд, Бовуар хотел знать, что думает об этом деле королевский прокурор. На самом деле он уже и так знал. Ни одно дело не передавалось в суд, пока старший инспектор Бовуар не ознакомится во всех подробностях с сильными и слабыми сторонами обвинения.

Его вопросы были направлены на благо всей команды.

Бовуар сидел, опершись локтями о столешницу, сцепив пальцы и подавшись вперед. Внимательный, сосредоточенный. Он надеялся, что излучает ауру спокойствия и стабильного контроля. На самом деле он излучал энергию. Жизненную силу. Высшую степень внимания.

Глаза Бовуара, устремленные на следователей, смотрели с интересом и одобрением. В очках он казался старше своих лет. Ему было под сорок – меньше, чем многим из ветеранов полиции в зале.

На двадцать лет меньше, чем человеку справа от него.

У стройного и ухоженного Бовуара были темные волосы, начинавшие седеть. А его худощавая прежде фигура слегка располнела.

Подходя к конференц-залу, он слышал некоторые реплики. И знал, от кого они исходят. Это его не удивляло. Именно эти агенты, скорее всего, и должны были задавать вопросы.

Когда старшим суперинтендантом был Гамаш, Лакост и Бовуар просили его удалить агентов, сеющих смуту.

«Вспомните, что случилось до того», – сказал Бовуар.

В Квебекской полиции было «до того» и «после». Черта, проведенная в коллективной и институциональной памяти.

«До того» было временем страха. Недоверия. Врагов, притворяющихся союзниками. Временем бесконечной и необузданной жестокости. Временем, когда начальство санкционировало избиения и даже убийства.

Гамаш возглавил сопротивление, невзирая на огромный личный риск, и в конечном счете согласился стать старшим суперинтендантом.

Все, кто остался в полиции и прошел через тот ад, были обречены всю жизнь помнить, что происходило «до того».

«Мы должны избавиться от этих агентов, – сказала тогда Лакост. – Их перевели в наш отдел, когда ситуация пошла вразнос, для того чтобы они сеяли смуту».

Гамаш кивнул. Он знал, что это правда.

Но также он знал, что самыми преданными становятся те, кому предоставлен шанс.

«Оставьте их, – сказал тогда Гамаш. – И готовьте как следует».

Они так и сделали. И сейчас эти агенты под началом старшего инспектора Бовуара сами стали руководителями. Закаленными в боях и проверенными.

Это не означало, что у них нет собственного мнения, которое они готовы отстаивать.

Именно эти агенты и задавали вопросы Гамашу, перед тем как Жан Ги вошел в конференц-зал.

Понедельничное совещание уже близилось к завершению, как вдруг что-то привлекло внимание Бовуара на дальнем конце стола.

– Мы вам не мешаем?

Агент Лизетт Клутье подняла голову, и ее глаза округлились.

– Désolée[10], – сказала она, растерянно крутя в руке телефон.

Старший инспектор Бовуар продолжал смотреть на нее, пока она не положила телефон на стол.

Совещание возобновилось, но всего на одну минуту – Бовуар снова остановил его:

– Агент Клутье, чем вы заняты?

Впрочем, было и так понятно, чем она занята. Она набирала текст на своем телефоне. Снова.

Смущенная, агент Клутье подняла голову.

– Я прошу прощения, но…

– Неотложное личное дело? – спросил Бовуар.

– Нет, не совсем так. Я не думаю…

– Тогда уберите его.

Она положила телефон на стол и сразу же снова взяла его:

– Извините, сэр, но тут есть кое-что.

– Для нас?

– Не знаю. Возможно.

Подходило к концу рассмотрение последнего отчета, и все хотели поскорее свернуть совещание. А это означало, что им нужно, чтобы она положила свой чертов телефон и заткнулась.

Чувствуя, что все глаза устремлены на нее, чувствуя, как сердце колотится в груди, в шее, в вене на виске, агент Клутье схватила телефон и заговорила:

– Мне прислал сообщение один друг. У него пропала дочь. Ее нет с вечера субботы.

– Где? – спросил Бовуар, пододвигая к себе стопку бумаги для записей.

– В Восточных кантонах.

– Сколько ей лет?

– Двадцать пять.

Бовуар перестал записывать. Он думал, что речь идет о ребенке. Он почувствовал облегчение, но и некоторое раздражение. Агент Клутье заметила это и попыталась завладеть его вниманием:

– Она выехала к нему с севера, однако до места так и не добралась.

– Она замужем?

– Да.

– И что говорит муж?

– Ничего. Омер, ее отец, звонил ему несколько раз, но Карл только отвечает, что все в порядке и пусть он больше не звонит.

– Но дома ее нет?

– Явно нет. Карл не говорит, где она. Он просто вешает трубку. А теперь вообще перестал отвечать.