Очень хотелось жить - [13]
— Она не придет. Зою уговаривали не ехать в Одессу. Но билет уже был у нее на руках. И вот рискнула. Где-то застряла в пути. Родители в страшной панике…
— Я тебе напишу, Клава. А ты сообщишь, что о Зоей…
Показался Рубен Каспаров. В одной руке он держал бутылку, другою вел мою маму сквозь толпу низом, словно играл в детскую игру «веревочка». Он протянул лимонад:
— Возьми, в дороге захочется пить. Смотри, какая жарища.
— Береги себя, не лезь в самое пекло, — это уже говорила мне мама.
Потом я опять увидел лицо Клавы:
— Если Зоя вернется, то что ей передать?
— Дай знать. Я ей напишу…
На путях уже стоял поезд «Красноводск — Ташкент». Никаких сомнений не оставалось, Яшка Ревич говорил дело, мы едем на восток. Нас снова построили, сделали перекличку и, уже не разрешив подойти к провожающим, велели заходить в вагон.
Я успел занять верхнюю полку. Отсюда открывался хороший обзор. Мне не надо было толпиться в проходе, пробиваясь к открытому окну, куда для прощального привета тянулись руки с перрона.
Шум, гам, неразбериха…
Я спрыгнул с верхней полки, выбежал в тамбур и, перегнувшись, с подножки обнял маму в последний раз.
— Сынок, сынок, — прошептала она и заплакала.
— Не надо, мама, зачем же так? — Я и сам едва сдерживал слезы.
— Кушай пирожки. Большие — с картошкой, а маленькие — с мясом, — повторила она опять. — Запомнил?
— Запомнил, мама.
Что же еще могла она сделать для своего сына, кроме того, чтобы испечь на дорогу вот эти пирожки? Там, куда умчит меня поезд, закончится многолетняя и всесильная власть моей мамы. Увы, она не сможет защитить меня ни от пикирующих бомбардировщиков, ни от танков с черными крестами на своих башнях. Со мною останутся лишь ее любовь и ее молитвы. Да вот эти пирожки, большие — с картошкой, а маленькие — с мясом…
Дежурная в красной фуражке дважды ударила в медный колокол под вокзальными часами. Паровоз дал гудок, и перрон медленно поплыл назад.
Под мерный перестук колес состав набирал скорость. Справа остались кирпичные корпуса мехстеклозавода, мелькнул купол древней мечети Аннау. Город, бежавший за нами, не выдержал темпа, отстал. Показались желтые разливы песчаных барханов, на гребнях которых бородавками торчали редкие кустики верблюжьей колючки.
Я все еще стоял в тамбуре. Колеса, позвякивая на стрелках, отбивали ритм танго: «Осень. Прозрачное утро. Небо как будто в тумане…» Ветер, врываясь в открытое окно, натягивал занавески парусом и голосом Зои шептал мне: «Ну, что же ты молчишь, „Смелый“? Ведь я разгадала твою тайнопись. Ну, что ты скажешь мне, „Смелый“?»
Мне стало вдруг очень грустно.
Кто-то взял меня за локоть. Я оглянулся и увидел влажные глаза Люськи Сукнева.
— Значит, договорились? — спросил он. — Помни наш уговор. Если вернемся, то первым делом преклоним колени и поцелуем асфальт. Как бы грязен он ни был…
Мог ли я знать, что в сорок пятом мне будет суждено поцеловать перрон ашхабадского вокзала одному?..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, ЗАПИСЬ ТРЕТЬЯ…
«Принял военную присягу 7 августа 1941 года.
23-я военная авиационная школа пилотов, г. Фергана».
На войну меня провожала мама…
За окном поезда мелькали станции и разъезды: Гяурс, Артык, Каахка… В вагоне было тихо. После шумных и волнительных проводов у ребят наступил спад. Каждый думал о своем. О той беззаботной мальчишеской жизни, которая навсегда осталась на ашхабадском перроне, и о той, неведомой, незнакомой, которая нас ждет…
Потом Абрам Мирзоянц извлек из своего чемоданчика большие красные помидоры, сыр, лаваш. И тут все ощутили голод, мало кто завтракал сегодня поутру.
Ребята засуетились, повскакали с мест, бросились к своим чемоданам.
— Что есть в печи, все на стол мечи! — вздорно крикнул Абрам.
У окна на маленьком столике быстро росла горка яств: вареные куры, яйца, говяжьи языки, колбаса, домашние пироги, лепешки, сало.
— Верхние, слезайте! Нижние, подруливайте! — не унимался Абрам Мирзоянц.
Со всех сторон к столику потянулись руки, послышались шутки, смех. Лишь все еще пока вегетарианец Борис Семеркин, забравшись на верхнюю полку, тоскливо жевал свои оладьи, посыпанные сахарной пудрой, и презирал всех нас, истребляющих мясное.
На станции Мары нас догнал воинский эшелон. Красноармейцы в гимнастерках с защитными петлицами высыпали из вагонов за кипятком. Вид у всех был озабоченный, возбужденный, по всей вероятности, воинская часть ехала на фронт.
Утром под нами прогромыхал мост через Амударью, и вскоре начался Узбекистан. Исчезли наши необозримые песчаные барханы. Пустыня уступала место оазисам изобилия. Белели хлопковые поля, янтарные плоды гнули ветви деревьев, в разбегающихся во все стороны каналах журчала вода, по дорогам, обсаженным тополями, двигались арбы с огромными, выше человеческого роста, колесами. На станциях мальчишки в цветастых тюбетейках и девочки с тонкими стрелками заплетенных косичек выносили к поезду абрикосы, яблоки, виноград. Все стоило очень дешево.
Перед Урсатьевской наш старшой Попов обошел вагон, сообщая всем уже давно известную новость:
— Сейчас выходим. Быстренько собрать вещи.
В Урсатьевской мы сложили свои вещи посреди платформы, оставили дежурных и разошлись. Я отыскал почтовое отделение и, стоя у конторки, написал маме первую открытку, в верхнем углу которой вывел жирную цифру «1». (В октябре сорок пятого, перед самой демобилизацией, отправил маме письмо за номером 146. Мама же написала мне 267 писем. Такова статистика нашей военной переписки.)
ОБ АВТОРАХ ЭТОЙ КНИГИВ биографиях Бориса Георгиевича Стрельникова и Ильи Мироновича Шатуновского много общего. Оба они родились в 1923 году, оба окончили школу в 41-м, ушли в армию, воевали, получили на фронте тяжелые ранения, отмечены боевыми наградами. Познакомились они, однако, уже после войны на газетном отделении Центральной комсомольской школы, куда один приехал учиться из Пятигорска, а другой из Ашхабада.Их связывает крепкая двадцатипятилетняя дружба. Они занимались в одной учебной группе, жили в одной комнате общежития, после учебы попали в «Комсомольскую правду», потом стали правдистами.
В конце прошлого года в газете «Правда» было опубликовано сообщение Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР о поимке американских шпионов, проникших на территорию Советской Латвии. В этой документальной повести рассказывается о том, как были сорваны планы разведки США, как были задержаны и изобличены работниками советских органов госбезопасности американские шпионы. Повесть написана по рассказам участников операции «Закатившаяся звезда», а также по материалам следствия. Художник Юрий Георгиевич Макаров.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.