Очаровательная плутовка - [84]

Толстый слой румян и пудры не скрыл возраста женщины.

— Гленда?

— Да.

— Это я, Эйприл.

Гленда наморщила лоб, потом узнала.

— Эйприл Джардин? — Она с удивлением осмотрела Эйприл с головы до ног. — Черт, а ты, видать, преуспела. Но сюда-то зачем тебя принесло? Мадам рвала и метала после того, как ты смылась. Если она тебя увидит, выпустит тебе все кишки.

Эйприл с трудом сглотнула.

— Гленда, мне нужно ее увидеть. Она здесь?

Проститутка выпучила глаза:

— Точно нужно?

Эйприл молча кивнула. Гленда ушла.

Секунды превратились в вечность. Эйприл осталась наедине со своими страшными мыслями. И с воспоминаниями о том, как они с Райли гуляли возле пещеры, а снег рисовал серповидные узоры по обеим сторонам тропинки. Один раз она поскользнулась, и Райли ее поймал. Она знала, чувствовала, что он всегда сможет ее подхватить, сколько бы она ни падала. А теперь может упасть Райли, и будь она проклята, если допустит это. Если бы в ее силах было перевести стрелки часов назад, когда не было такого страха и таких угрызений совести! Но тогда она не узнала бы не поддающейся описанию радости от того, что полюбила Райли.

Наконец появилась мадам, а за ней — стайка девушек. Этот момент снился Эйприл с тех пор, как она покинула бордель: девушки заведения будут таращить на нее глаза со страхом и завистью. Но сейчас мысли Эйприл были далеко от детского хвастовства. Она здесь, чтобы просить мадам о помощи в освобождении своего мужа.

Мадам стояла перед ней подобно королеве, которую оскорбила подданная. У Эйприл вспотели ладони.

— Мадам, — с дрожью в голосе начала она, — могу я занять несколько минут вашего времени?

Эйприл вдруг почувствовала себя выскочкой, судомойкой, вырядившейся маркизой Блэкхит.

Мадам высокомерно подняла бровь, губы презрительно изогнулись. Она слегка повернула голову в сторону девушек, сгрудившихся позади нее.

— Займитесь своими делами! — прикрикнула она на них.

Эйприл чуть не подпрыгнула и не побежала на кухню.

Мадам пошла впереди Эйприл в свой кабинет. Она села за письменный стол, и снова Эйприл почувствовала себя нерадивой служанкой, которой делают выговор.

Обе молчали.

— Мадам, — по-французски сказала Эйприл, — я пришла попросить у вас прощения.

Мадам с насмешливой гримасой откинулась на спинку кресла.

Эйприл сжала в руках ридикюль.

— Я украла ваш дневник и сбежала с ним. Я уговорила Дженни уехать со мной, что мы и сделали, не сказав вам ни слова. Я воспользовалась вашим доверием и нанесла вам урон. И за все это я покорнейше прошу меня простить.

— Очень красноречиво. Но зачем ты здесь?

— Мадам?

— Почему ты просишь прощения? Судя по твоему виду, ты не пришла просить, чтобы я взяла тебя обратно судомойкой. Также я уверена, что ты никогда не переступила бы порога моего заведения, если бы тебе не потребовалось что-то от меня. Итак, повторяю: зачем ты здесь?

Как и раньше, проницательность и прямота мадам сбили Эйприл с толку.

— Дело в моем муже. Он в тюрьме. И в вашей власти помочь ему оттуда выбраться.

Мадам улыбнулась. Это была улыбка человека, который только что понял, что у него на руках выигрышная карта.

— A-а, теперь понятно. Пожалуйста, продолжай.

Мадам прикурила сигарету.

И Эйприл рассказала, как она воспользовалась дневником, чтобы притвориться дочерью мадам и таким образом получить деньги у мужчин, каждый из которых испугался, что является ее отцом. Она объяснила, как случилось, что дневник попал в руки человека, еще более бесчестного, чем она. И как этот человек хотел при помощи дневника ее арестовать, но в тюрьму вместо нее попал ее муж. Когда Эйприл добралась до этой части своего рассказа, голос у нее дрогнул.

— И что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила мадам.

— Ваш дневник — единственное доказательство против нас. Появитесь в суде и заявите, что это подделка.

— Это нелепо. Ты просишь, чтобы я лжесвидетельствовала?

— Но вы же не в первый раз нарушили бы английские законы.

— К чему мне это? Зачем рисковать собственной свободой ради твоего мужа?

Эйприл открыла ридикюль.

— Здесь семь тысяч фунтов. Это все, что у меня есть. Эти деньги дали мне люди, которых я обманула, и помимо этого у меня оказалась еще большая сумма. Если недостаточно, то я смогу достать вам столько, сколько скажете.

Мадам выпустила изо рта струйку дыма.

— В тюрьме твои деньги мне будут не нужны.

— В таком случае, если вы не хотите сделать это для моего мужа, может, вы сделаете это для моего свекра?

Мадам рассмеялась и протянула руку к блюдцу, чтобы стряхнуть пепел.

— Мне безразличны что один, что другой.

— Его зовут Джона Хоторн, герцог Уэстбрук.

Рука с сигаретой замерла в воздухе, и пепел, не попав в блюдце, просыпался на стол.

— Выходит, ты стала членом семьи Хоторнов? Ты прочитала мой дневник и узнала, что мы с ним кое-что значили друг для друга. Но с тех пор прошла целая жизнь. Наша любовь давным-давно умерла.

Эйприл покачала головой:

— Вы до сих пор много для него значите. Он с тоской вас вспоминает. И сожалеет.

— Я этому не верю.

— Это правда. Он до сих пор страдает.

— Страдает? — Ноздри у нее затрепетали от гнева. — Да он не испытал и капли тех страданий, которые вынесла я.

Она встала и, подойдя к окну, уставилась на ночной Лондон.