Очарованная невеста - [41]

Как же этот загадочный, угрюмый красавец сумел проникнуть в ее душу?

В этом-то и заключался главный вопрос. Прежде Джуэл была уверена, что одной только страстной ночи с Тором ей будет недостаточно для того, чтобы она смогла потерять рассудок. Наоборот! Она прекрасно понимала, что любовью занимаются многие мужчины и женщины. Иногда — ради денег, иногда — ради удовольствия, иногда — от скуки. Знала она и то, что мужчина и женщина нередко ложатся в постель, вовсе не испытывая любви друг к другу. Тогда как же объяснить, что этот заносчивый грубиян сумел прокрасться в самые потаенные глубины ее сердца и овладеть всем ее существом?

«Я не должна влюбляться в него!» — в панике подумала Джуэл. Но было уже поздно. Она понимала, что влюблена.

Почему?!

Джуэл знала, что она не настолько слаба, чтобы ее сердце можно было завоевать так легко. И чувствовала, что, будь на месте Тора другой мужчина, было бы иначе.

Сердце ее защемило, когда она снова взглянула Тору в лицо, такое открытое и беззащитное во сне. Перед ее мысленным взором промелькнула череда непрошеных воспоминаний.

Вот Тор презрительно разглядывает ее в кабинете тюремщика, пока она выбирает себе мужа.

Вот Тору становится дурно по дороге из Глазго, и он борется за то, чтобы сохранить остатки достоинства.

Вот Тор лежит больной в трактире, требуя, чтобы Джуэл оставила его и убиралась к черту.

Вот Тор дерется из-за нее с Руаном и с Тайки.

«Ты — вздорный человек, — улыбаясь, мысленно обратилась к нему Джуэл. — Но я знаю, ты уязвим».

И тут она вспомнила о шрамах на его спине. И том одиночестве, что порой отражалось в его глазах, хотя он и старался скрыть его от других людей. Но от Джуэл этого нельзя было скрыть, потому что она тоже понимала, что такое одиночество.

Быть может, в этом и кроется причина столь легкой победы Тора над ее сердцем?

«Быть может, я вовсе и не люблю его, — подумала Джуэл. — Быть может, я просто понимаю лучше других, сколько ему пришлось выстрадать».

Кроме того, у нее еще оставалась надежда, что она просто находится под впечатлением прошедшей ночи. Ведь до сих пор ни один человек не дарил ей столь сладостного блаженства. Так почему же ей взбрело в голову, что она влюбилась в первого мужчину, который обучил ее страсти? «И потом, — раздраженно подумала Джуэл, — я вообще не знаю, что такое любовь. Откуда мне знать? Я ведь еще ни в кого не влюблялась!»

Вздохнув, она легла рядом с Тором. Тот что-то пробормотал во сне и потянулся к ней. Обняв ее и прижав к себе покрепче, он положил подбородок ей на плечо и вновь погрузился в сон.

«Как странно! — подумала Джуэл. — Оказывается, чтобы согреться, достаточно только прижаться к другому человеку». Прильнув щекой к плечу Тора, она закрыла глаза.

«Я подумаю об этом завтра». Секунду спустя ее дыхание стало таким же глубоким и ровным, как и у Тора…

Глава 12

— Надо избавиться от этого мерзавца Камерона. И чем скорее, тем лучше!

Миллисента Маккензи сидела в гостиной своих покоев за письменным столом. Служанка Целеста, которую она привезла из Лондона лет тридцать назад, изо всех сил старалась избавить комнату от каминного дыма. Но сторожевой домик старого замка Маккензи был построен по плохому проекту и дым от торфяного огня скапливался у закопченного потолка. Целеста закашлялась и выругалась по-французски.

—Я уже написала письмо кому следует, — сказала Миллисента. — Халл доставит его и вручит лично. Я должна быть уверена, что оно дойдет до адресата.

— Вы уверены, мадам, что письмо в Глазго, в эту тюрьму, поможет?

— Несомненно.

На лице Миллисенты появилось особое, хитрое выражение, увидев которое обитатели Драмкорри обычно понимали, что тетушка кое-что задумала.

Судьба всегда была благосклонна к Миллисенте Чайлдз Маккензи. Все началось много-много лет назад, когда сэр Дайамид Маккензи, шотландский посол при дворе короля Якова, обратил внимание на хорошенькую юную дебютантку Миллисенту Чайлдз.

Несмотря на сильное сопротивление родных, Миллисента предпочла Дайамида множеству не менее достойных поклонников-англичан. Недолгое ухаживание увенчалось триумфальным въездом молодой жены посланника в Глен-Чалиш. Но Миллисента быстро поняла, что жизнь в шотландском замке имеет мало общего с ее романтическими грезами. В замках вообще было не очень-то уютно, а этот вдобавок оказался еще и настолько варварским и нецивилизованным, что Миллисенте пришлось посылать в Лондон за нарядами, серебряной посудой, мебелью и благовоспитанной прислугой. Но все ее героические усилия и непоколебимая воля так и не смогли превратить это ужасное место в изысканный дворец ее мечты. Горцы были слишком замкнуты и провинциальны, слишком грубы и необразованны. Более того, очаровательный красавец жених, танцевавший с нею в бальном зале королевского дворца, тоже оказался грубым и неотесанным. Не прошло и года, как Миллисента поняла, что Дайамид Маккензи живет исключительно ради виски и охоты на оленей и намеренно сторонится модных салонов Эдинбурга, где Миллисента вскоре стала коротать вечера, чтобы развеять зимнюю скуку. Конец этому невеселому существованию положило восстание горцев в 1745 году. На смену ему пришло настоящее несчастье. В отличие от Маккензи из Драмкорри сэр Дайал решил лично принять участие в войне на стороне принца Карла. В результате он бесславно окончил свои дни на эшафоте. Мрачный замок его был разорен и сожжен дотла; клан его распался, а Миллисенту пощадили только потому, что она была англичанкой. Однако ей пришлось переселиться в маленький сторожевой домик — единственное, что осталось от замка.