Обзор истории русского права - [267]

Одну из важных статей договора займа составляет рост или рез. Название «рез» объясняется, как прибавка, прирезка к металлу; во Пскове рост именовался «гостинцем»; в московском праве рост при хлебном займе назывался «наспом» (насоп). Церковные правила и у нас (как и на Западе) осуждали рост: в поучениях резоимание считается тяжким пороком (Кирилл Туровский). Пастыри церкви, вооружаясь против резоимания, ссылались на древние канонические постановления: «Божественными правилами отлученная резоимания, еже убо о сих глаголет 44 правило св. Апостол» (поучение Фотия псковскому духовенству в Ак. Ист. I, 47–48). Лица духовного звания, занимавшиеся отдачей денег в рост, подвергались извержению из сана. Но светские законы дозволяли взимание роста до XVII в. В эпоху Русской Правды высота дозволенных процентов была чрезвычайно велика; именно тогда различались проценты годовые, третные и месячные. Только количество первых из них точно определено в Русской Правде: именно по 10 кун на гривну (Кар. 67); в гривне, возникшей после Ярослава, было 50 кун (Прозоровский, с. 567), следовательно, 10 кун составляли Уъ гривны, или 20 %. Неволин говорит, что прямо не запрещалось брать и больше, но из ст. 67 Кар. Русской Правды, напротив, можно заключить, что выше 10 кун с гривны брать не позволялось. Годичные росты были самые низшие; третные, а тем более месячные, далеко превышали их.

Одну из причин огромной высоты роста находят в общественном состоянии тогдашней России, при котором не всякий рискнул бы отдать свои деньги в долг, предвидя полную вероятность не получить их совсем. Догадываются, что торговлей деньгами у нас в XII–XIII вв., как и на Западе, занимались евреи. В 1113 г., по смерти Святополка, «Кияне идоша на жиды и разграбиша я» (Ипат. лет.). Неправильная высота роста принудила общественную власть позаботиться о сокращении ее законодательным путем. Быть может, еще до Владимира Мономаха был ограничен месячный рост (Рус. Пр., Кар. 48), а именно постановлено брать месячные росты только при займах на короткие сроки («за мало дни»), если же заем продолжался до года, то месячные резы заменяются третными. Затем Владимир Мономах (как видно, вынужденный народным озлоблением против евреев, злоупотреблявших ростовщичеством при Святополке), собрав дружину, т. е. думу на Берестове из представителей (тысяцких) Киева, Белгорода, Переяслава и Чернигова («Ольгова мужа»), постановил ограничение и третных процентов, а именно, заимодавец, два раза получивший третной процент, может требовать возвращение капитала («истое»), если же возьмет в третий раз, то лишается права требовать капитал (Кар. 66). Очевидно, что третные проценты превышали цену самого капитала. При конкурсном взыскании с несостоятельного должника, тот из кредиторов, который много брал процентов, не получает ничего из капитала (Кар. 69).

Достойно замечания, что в таком торговом городе, как Псков, законы о росте гораздо стеснительнее, чем в Русской Правде: а именно, взыскание «гостинца» допускается только тогда, когда требование уплаты долга предъявлено в срок, а не по истечении срока; если кредитор потребует уплату до срока, то проценты не взыскиваются, но если должник предложит уплату до срока, то платить и проценты по расчету времени (Пск. судн. гр., ст. 73–74).

В Московском государстве весьма долго не подвергалась сомнению законность взимания роста; лишь в XVI в. чрезмерная высота роста (20 %) заставила законодателя сначала ограничить его, а потом (в XVII в.) совсем воспретить. Царь Иоанн IV сначала в уставных грамотах (см. Важ. уст. гр. в Хрестоматии по ист. рус. пр., вып. II) воспрещает «понедельные» росты, а велит взыскивать (в год) на 5 шестой по расчету. Потом он же в упомянутой выше общей полетной грамоте 1557 г. постановил, что в льготные года капитал взыскивается без роста, а по обязательствам, возникающим вновь в эти года, рост взыскивается вдвое меньше обычного (10 %). По указу 1626 г., рост может быть взыскиваем за 5 лет, когда сойдется истина с ростом (Ук. кн. зем. прик., ст. XII). Наконец, Уложение ц. Ал. Мих. (X, 255) совершенно воспретило взимание роста, вооружившись против него с религиозной точки зрения, что и оставалось в силе (разумеется, в законе, а не в практике) до 1754 г. (П. С. 3., № 10235); тогда дозволено взимание процентов в указной величине их (6 %). На практике уже в XVIII в. писались заемные кабалы с условием, что, «если полягут деньги по сроце, и нам давати рост, как идет в людех, по расчету на 5 шестой», т. е. 20 %. (Акт., отн. до юр. быта, II, № 122).

Вексельный устав 1729 г. (см. выше о законодательстве в период империи) ввел обращение векселей между лицами торгового звания, но практика распространила их и на лица прочих сословий. Порядок совершения займа был окончательно установлен банкротским указом 1800 г. (П. С. 3., № 19692).

5. Поклажа

Договор поклажи имел особенное значение в древности, когда всеобщее отсутствие внутренней безопасности заставляло людей, при отправлении в путешествие и в минуты народных волнений, отдавать вещи на сохранение в надежные руки: «Муж некий (говорится в патерике), хотя отъити в путь, имый же и луконце мало, полно суще серебра, принесе в монастырь блажен, отца нашего Феодосия и предаст на соблюдение чернцу Конону, яко ему другу сущу знаему. Таче видев один от братии, Никола именем, уязвлен бысть от беса на не и тако украд скры»… (Памятники, изд. Яковлевым, с. LXI). Русская Правда усматривает в поклаже более нравственную услугу, чем обязательство («благо ему деял и хранил» – Кар. 46), и освобождает договор поклажи от формальности заключения его при послухах; в случае, если отдавший вещи на сохранение начнет клепать (обвинять) приемщика в утайке части их, то приемщик очищается личной присягой; без сомнения, то же нужно разуметь и в том случае, если ответчик совершенно будет отрицать существование договора. Впоследствии (в Пск. судн. гр.) договор поклажи дозволяется совершать словесно только в некоторых случаях, препятствующих формальному совершению сделки: именно в случае пожара и народного восстания, также для приехавших из чужой земли и для лиц, не имеющих постоянного местожительства. Во всех прочих случаях поклажа должна быть совершена посредством записи (а не «доски») и с точным перечислением вещей, отданных на сохранение (ст. 16–19). Законами Московского государства (ук. 1635 г. в Ук. кн. зем. прик., ст. XXIV и Улож. X, 189–195) поклажа определяется в сущности теми же чертами (см. выше с. 692).