Обжигающий фактор - [93]

Куинн скользнула прочь вдоль стены, однако Марин продолжал неумолимо приближаться. Наконец она оказалась в углу, и он подошел к ней на расстояние вытянутой руки. Вот он провел по щеке девушки кончиком пальца — и все мускулы ее тела напряглись, закаменели. Странное выражение, что было на лице Марина, когда он заходил в комнату, исчезло — сменилось аурой безмятежности и доброты. Девушка вдруг вспомнила о ноже у него в руке, хотя сейчас, когда она смотрела ему в глаза, это вдруг показалось каким-то не важным.

— Кто вы? — с трудом произнесла девушка.

Он вдруг развернулся, отошел от нее на другой конец комнатки и сел на койку.

— Кто вы? — повторила Куинн.

Она сначала услышала, как вонзается в стену нож, а лишь потом успела увидеть: одним мгновенным, слепящим движением Марин всадил его в бетон у себя за спиной. Но не это заставило Куинн ослабеть, не от этого у нее вдруг подкосились ноги. А от того, что прочла она в глазах Марина в момент удара. Ненависть, жестокость, страх, злобу. Зло. Девушка попыталась глубже вжаться в угол, да только ноги не слушались, так что она с трудом удержалась и не упала.

А когда снова взглянула на Марина, он ласково улыбался ей.

— Ты… ты убил их, — пробормотала она.

— Да. Боюсь, что так.

Куинн бросила взгляд на стальную дверь, на бетонные стены вокруг. Бежать некуда. Ей никто не поможет. Внезапно ее мысленному взору предстало видение умирающей девушки из дома Эрика. Дыхание перехватило, в глазах потемнело.

— Почему? — еле выдавила она.

Вопрос вроде бы показался Марину интересным.

— Почему? Потому что мне это нравится. — Выражение лица у него сделалось задумчивым, но не отражало и тени промелькнувшей несколько секунд назад злобы. — Не думаю, что женщина способна это понять… А вот твой приятель Эрик смог бы. Как по-твоему, что он испытывает всякий раз, глядя на тебя?

Она не ответила.

— Может, любовь? Нежность? — Марин покачал головой. — Такие эмоции свойственны женским особям — иллюзия, уходящая корнями в борьбу за выживание. Женщины любят. Мужчины вожделеют. Когда он смотрит на тебя, он воображает, каково это — чтобы ты, обнаженная, лежала под ним, каково вторгаться, вбиваться в тебя. Твои крики. Твое тело, влажное от испарины, скользящее под его телом, пока ты пытаешься вырваться…

— Это не так! — возразила она. — Ты…

Он жестом заставил ее замолчать.

— О, ну конечно, он подавляет в себе эти чувства, коверкает их, убеждает себя, будто их нет вовсе. Тысячи лет цивилизации не позволяют ему подчиниться древним инстинктам — полностью овладеть тобой, подчинить тебя себе. Чтобы ты была совершенно беспомощна, покорно принимая все, чему он захочет тебя подвергнуть. Я же со своей стороны не лишаю себя этих ощущений.

Марин проследил ее взгляд, прикованный к ножу в стене, и широко улыбнулся:

— Хочешь?

Чтобы заговорить, ей пришлось сначала набрать слюны — так пересохло во рту.

— Сколько?

— Сколько чего?

— Сколько женщин?

— Тридцать две — и каждая по-своему уникальна и совершенна. Я помню их всех, в мельчайших подробностях. Такое и впрямь не забывается. Все пять моих чувств словно бы навеки запечатлели испытанное — не пропуская ни единого нюанса. Знаешь, каково это? Можешь ли хотя бы представить себе переживание, столь острое и яркое?

Он замолчал, недвусмысленно давая понять, что ждет ответа.

— Нет. И не думаю, что хочу.

— Да полно тебе, Куинн. Не будь тупицей. Я же знаю, у тебя есть мозги. Я говорю не об убийстве как таковом. Я говорю об эмоциональном накале. Готов ручаться, с этим ничто не сравнится — ни любовь, ни ненависть, ни вера. Может быть, смерть. Не знаю, я бывал лишь на самом краю смерти.

Куинн кое-как умудрилась более или менее выровнять дыхание, и это почему-то помогло скрыть страх, который уже почти парализовал ее.

— Ты ошибаешься. Ты мертв, давно мертв. Уже то, что ты ставишь ненависть в один ряд с любовью и верой, доказывает, что ни то ни другое тебе просто не знакомо.

По всем книгам, которые девушка брала в ФБР, она знала: спорить с ним — почти наверняка в корне неверно. Однако сейчас это не имело никакого значения. Этот человек — этот монстр — уже решил ее судьбу. И сама она ничего не могла изменить.

— А ты никогда не задумывался, что эмоциональный накал, который ты получаешь, терзая и убивая своих жертв, не сильнее того, что нормальные люди испытывают каждый день? Всякий раз, как смотрят на своих детей, слушают красивую музыку, ходят в церковь?

Марин подтянул колено к груди и осторожно пристроил ногу на край койки.

— Чудесно. А ты гораздо лучше, чем я смел хотя бы надеяться, Куинн.

Когда он снова поднялся, все инстинкты Куинн призывали ее отпрянуть, сильнее вжаться в стену. Однако она отказалась подчиняться инстинктам. Нет уж, подобного удовольствия она Марину не доставит! Он сделал уже пару шагов в ее сторону, но вдруг развернулся и направился к выходу. Набрал код на панели и, как только дверь раскрылась, вышел из комнаты.

Куинн не понимала, что происходит. Дверь так и осталась открытой. Девушка сделала несколько шагов вперед, однако ничего не увидела. Она уже собиралась снова шагнуть, как на пороге появился Марин: