Обжалованию подлежит - [22]
Московская комната по возвращении из эвакуации в середине сорок третьего оказалась крепко обобранной: кого-то временно подселяли, а тот уж расстарался, сумел… Пусто в шкафу, пусто вокруг. Ни занавесок, ни скатерти, унылые голые стены. А Оксану с детства тянуло на красоту. Гроздья рябины, подсолнухи под окном. И еще сонная речка в извилистых берегах, и неуемный ковыль, и зеленый ситчик лугов с вкрапленными среди трав ромашками да васильками. А бусы на праздник, а ленты… А город, работа в метро, где сразу тебя обступают мрамор, гранит, скульптура, художественная роспись — до чего все пригоже!
Человеку неможется без красоты!
Совестно вспоминать, как однажды в эвакуации чуть не лишила ребенка ледяной молочной лепешки, за которой пришла на базар. Пришла и остолбенела. Разглядела среди толкучки дивное стеклянное ожерелье. Каждая изящно удлиненная бусина переливалась зеленовато-матовым цветом, напоминая свежую, напоенную сладостью виноградину. «Дамские пальчики», не помятые — прямо с куста! Их протягивала интеллигентная испуганная старуха, явно заброшенная в Киров войной.
Кому нужны эти бусы в голодном заснеженном городе? Зачем? Для чего?
А было мгновение, чуть не подбившее на бессмысленный шаг. Было!
«Чуть» не считается. Машенька получила свою толику деревенского молока…
Так вот, о малопонятном поступке.
Как-то последней военной осенью Оксана удрученно брела по слякоти, хлюпая развалившимися туфлями, прикидывая, как быть. Продовольственные карточки давно уже отоварены, продуктов дома всего ничего, до конца месяца не дотянуть.
Шла и вдруг замерла перед магазинной витриной. Та, повседневно знакомая, неизменно скудная, скучная, мигом заворожила, подманила к себе. За немытым стеклом переливался, будто чудом изловленная жар-птица, яркий многоцветный квадрат. Бархат? Плюш? Нечто прекрасное, сотканное в целях поднятия настроения. Чему должна была служить эта роскошь, этот праздник для глаз? Не посчитавшись с голосом разума, Оксана ради пестрого дива опустошила начисто кошелек и, схватив покупку, вприпрыжку по лужам помчалась домой. Волшебная ткань была вызовом их с Машенькой сиротству и нищете. Погляди, моя маленькая! Радуйся, смейся!
Засуетилась, заметалась по комнате. Стала прикидывать, где необычайное приобретение будет лучше смотреться — в простенке? посередке стола? на тумбочке? Однако куда ни ткнешься, все ни к чему.
Ошеломительная покупка в окружении более чем скромных вещей обернулась напыщенным чуждым пришельцем. Узоры не столько сочных, сколько ядовитых тонов плохо вязались с незатейливой обстановкой. Все окружение взывало: выкинь, брось, убери!
Выбросить, когда истрачены последние деньги? Взять и вышвырнуть? Как бы не так! Глотая слезы, не разбирая дороги, понеслась к магазину. На витрину, на ее обманчивую красоту не желала смотреть. Пожелала видеть директора. Вид его никак не вязался с «жар-птицей»: тощий, небритый, у замусоленного кителя один рукав болтался пустым. Недавний фронтовик был не вправе вернуть ей деньги (последние! выброшенные на ветер!), но выслушал с пониманием, вошел в положение, разрешил обменять не к месту сделанную покупку на что-либо, что будет не лишним в семье. Сыскались две детские майки, а из взрослого пусть белые, но все же чулки. Кстати, в этих белых чулках и в матерчатых, на веревочных подошвах туфлях Оксана была на Красной площади в тот весенний незабываемый день.
Так же была обута и после, в другой памятный вечер. Новый год, послевоенная елка — он сам ее к ним приволок. Убирали втроем. Оксана со смехом живописала, как ухитрялась в Кирове невесть из чего — бумажек, спичечных коробков, лоскутков — сотворять елочные игрушки. Послевоенные блестящие украшения, всякая забавная всячина, что Стась сумел раздобыть, ошеломили девочку до невозможности. Распрыгалась, размахалась, отчего хрупкий сияющий шар превратился в осколки, во множество алых брызг. Поначалу тот переломный вечер проходил на редкость чудесно. Хозяйка, порозовевшая в тон своей премиленькой блузке, куталась в белую шаль (топили скупо в ту зиму), дочка подпоясала свитерок чем-то пушистым, серебряным и, неустанно вертясь и подскакивая, не зябла ничуть. Вкусный дух домашних лепешек и карамели спорил с запахом хвои, с ароматом смолы. Праздновали по-семейному дружно — вот он и расчувствовался. Стоило Машеньке угомониться, уснуть, он, набравшись храбрости, выложил ее матери все, что давно рвалось из души.
Ответом — не сказать, чтобы он заключал в себе неожиданность, — было твердо произнесенное имя Петра и не менее твердо высказанный совет обзавестись собственной семьей.
…За спиной в отдалении по-прежнему плескалась река, над головой шелестели тополиные ветви, одаряя запахом весенней листвы. Снова глубокий вдох, поворот головы. На том берегу, где Парк культуры и отдыха, вперемежку с редкими ночными огнями проступали силуэты многообразных строений, ветвились кроны деревьев. Несравненным Крымским мостом всякий раз как внове любуешься. Трехпролетный, цепной, стройные стальные конструкции. Въезды на мост отмечены тумбами. На тонких подвесках мерцают гирлянды светильников. Приподнимись и вбирай глазами их дрожащее отражение в темной воде.
Какой школе приятно получить новичка вроде Женьки Перчихина? На родительском собрании одна мамаша прямо сказала: «Нельзя в классе держать такого негативиста». Ребята про это пронюхали, и пошло — Женька-Негативист. Слово понятное. Многие ребята увлекаются фото. Черное на негативе получается белым, а белое — черным. Хотите еще понятней? Женька не просто Женька, а Женька-Наоборот.Дома у Жени и вовсе не гладко. Стоит ему полниться в квартире Перчихиных, вещи словно бросаются врассыпную, — так уверяет Надежда Андреевна, мама.
Журнальный вариант повести Наталии Лойко «Ася находит семью» о судьбе девочки-сиротки Аси, попавшей в детский дом. Повесть опубликована в журнале «Пионер» №№ 2–6 в 1958 году.
За свою коротенькую жизнь Ася поглотила немало книжек, где самым несчастным ребенком был круглый сирота. И вот в голод, в разруху она осиротела сама. Ей страшно, теперь все ее могут обидеть, перехитрить… «Все очерствели потому, что бога забыли», — размышляет Ася.Ася провожает на фронт, на гражданскую войну, своего дядю — Андрея. Маленькая, в бархатном капоре, съехавшем набок, она стоит на площади возле вокзала, изнемогая от горьких дум. «Вся земля теперь неприютная, как эта площадь — замусоренная, взъерошенная, чужая» — так кажется Асе.Что же ее ожидает в новом, непонятном ей мире, какие люди займутся ее судьбой? Прежде, как помнится Асе, сирот забирали в приюты.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.