Обыкновенный человек - [10]

Арса (вбегает первый и обнимает Мицича). Прости, прости, брат!

Вичентие. И меня прости. (Тоже обнимает его.)

Арса. Сейчас работник сказал, что кто-то приехал. Я сразу сообразил, что это ты. А где твой чемодан? (Находит его.) На, неси! (Дает чемодан работнику, тот уходит.)

Вичентие. Если б я знал, что ты приедешь с этим поездом, то пошел бы встречать на вокзал!

Mицич. Что ты!

Арса. Ну, как ты, как? А? Выглядишь хорошо. Подожди, я тебя сейчас познакомлю: моя жена, моя дочь, мой сын и Влайко, которого я тоже считаю своим сыном.

Мицич. То ест… (Пытается протестовать.)

Душан. Да, я уже говорил господину Мицичу, что его Влайко чувствует себя здесь, как дома.

Вичентие. Подумай только, какой был сюрприз, когда нам сказали, что это твой сын.

Мицич. Который?

Душан (Мицичу). Знаете, принцип важнее всего, другими словами, господин Вичентие говорит, какой это был для нас приятный сюрприз, мы были так рады, зная, что и вы обрадуетесь, особенно если подумать о принципе.

Мицич. Да, да, я очень рад! А как ты, Арса, как поживаешь? Как жена, дети? Здоровы, а? Я очень рад. А ты, Вичентие?

Вичентие. Я так…

Мицич. Очень постарел.

Вичентие. То есть как, почему ты так думаешь?

Мария. А как супруга поживает?

Арса. А это правда, бедняга, что у тебя, кроме Влайко, все дети умерли? Я об этом ничего не знал.

Мицич. Как? У меня, брат, шестеро детей.

Вичентие. Шестеро?! А Влайко говорит, что он у тебя один остался?

Мицич. Это который Влайко?

Душан. Извините, давайте разберемся. Ваш сын, Влайко… помните, что принцип – это самое главное, – он действительно сказал, что он единственный сын…

Мицич. Но у меня еще три сына дома!

Арса. Как?

Дамнянович (чувствуя себя совсем неловко). Да… нас трое братьев, я и еще двое.

Душан. Все это случилось вследствие непонимания, могущего произойти и из-за менее запутанных явлений, чем дети. Поэтому вследствие непонимания, о котором сейчас нельзя точно сказать, произошло ли оно из-за неправильно поставленного вопроса или неясного ответа, и родилось или, лучше сказать, получилось… Другими словами, мой отец очень рад вашему приезду, господин Мицич, и, так как ваш сын находится здесь, вы проведете в нашем обществе день-другой. Посмотрите, как у нас хорошо. Здесь действительно очень хорошо и… пожалуйста, хоть здесь человек должен быть принципиальным. Не правда ли?

Мицич. Да, дорогой, я не говорю, что не должен.

Зорка (Дамняновичу). Видите, какой мы для вас приятный сюрприз приготовили. Вы не знали, что мой отец пригласил вашего отца?

Дамнянович Вот уж действительно сюрприз!

Душан. А как он обрадовался! Вы бы видели, как они обнимались! Это поистине трогательная сцена, когда обнимаются отец с сыном.

Мицич. Кто это обнимался?

Душан. Знаете, я вообще говорю о любви сыновней и родительской.

Мария. Да что же это, Арса? Человек устал с дороги, а мы ему даже присесть не предложили!

Арса. Совершенно верно. Идем, Йованче, сюда, в эту комнату. Хочешь умыться? Здесь и вещи твои.

Мицич. Вот и хорошо. (Уходит, за ним все остальные, кроме Зорки, Дамняновича и Душана.)

VIII

Душан, Дамнянович, Зорка.

Душан (который было ушел, возвращается и становится возле Дамняновича). Я должен туда идти, помочь делу. Видишь, не все идет гладко.

Дамнянович. Пожалуйста, а то я ничего не могу поделать, только мешаю.

Душан. Не беспокойся! (Уходит.)

IX

Зорка, Дамнянович.

Зорка. Вам сейчас очень весело?

Дамнянович. Мне? Напротив!

Зорка. Но ведь к вам приехал отец?

Дамнянович. Отец? Да, он… приехал. Но мне все же грустно, я не могу быть веселым.

Зорка. А почему?

Дамнянович. В вашем присутствии я не могу быть веселым.

Зорка. В моем?

Дамнянович. Нет, я говорю неправду. Мне очень нравится, когда вы здесь, но все же…

Зорка. Но все же вам больше нравится, когда меня здесь нет. Ну скажите, скажите… Почему вы не договариваете?

Дамнянович. Да нет же, что вы! Как бы я мог говорить о том, чего нет, о том, что является неправдой.

Зорка. Что же тогда означает ваше «но все же»?

Дамнянович. Это означает, что ваше присутствие напоминает мне о моем тяжелом, невыносимом положении.

Зорка. Не понимаю.

Дамнянович. Вообразите себе человека, который должен подавить свое собственное я, должен не договаривать, спорить с самим собой, уступить свои собственные чувства другому, который вообще…

Зорка. Я все еще плохо понимаю…

Дамнянович. Верю вам. И вы меня поймете еще хуже, если я, например, скажу, что этот Дамнянович мне ужасно мешает.

Зорка. Дамнянович?

Дамнянович. Или, может быть, я не совсем точно выразился: я чувствую, что я ему мешаю.

Зорка. Что вы, поверьте, совсем нет. Дамнянович остается моим самым любимым поэтом, а ваше общество мне очень приятно потому, что вы тоже любите стихи Дамняновича.

Дамнянович. Только поэтому?

Зорка. Да… Не могу сказать, что только поэтому, но поймите, это делает ваше общество еще более приятным. (Долго смотрит на него, так как он мрачно опустил голову и замер.) Или, может быть, в душе вы не любите эти стихи, a читаете их со мной только для того, чтобы угодить мне?

Дамнянович. О, как я был бы счастлив читать их с вами всегда! Поверьте, эти стихи – крик моей души, это мои самые лучшие, самые искренние чувства. И поэтому вы можете понять, как меня восхищает, что они нашли отклик в такой прекрасной душе, как ваша.