Обыкновенные инциденты - [58]
— Калипсо, бонжур. Это Эдуард Лимонов. Могу я говорить с Коринн, пожалуйста?
Атташе дэ пресс, слава Богу, была на месте.
— Бонжур, Коринн. Я не смогу быть в 12:30 в ресторане «Сибарит».
Атташе дэ пресс не задают лишних вопросов. Коринн не спросила меня: «Почему?» Она спросила:
— Когда ты сможешь? Какой день тебе удобен?
— Не знаю. Я звоню тебе из полиции. Я арестован. — Я говорил по-английски. Инспектор старательно вслушивался. Комиссар, не понимающий английского, заскучал. Я решил не раздражать начальство без нужды.
— Орэвуар, Коринн.
— Надеюсь, что с помощью такого бесподобного паблисити-трюка твоя книга будет хорошо продаваться. Не падай духом.
«Бесподобный паблисити-трюк! — размышлял я на обратном пути в камеру. — Хуй его знает, что у них на уме? Может быть, им не хватает одного осуждения до выполнения их полицейского месячного плана? Как раз конец января. Врежут пару лет… Откуда я знаю, какие у них тут порядки… — Однако моя научившаяся не унывать ни при каких обстоятельствах натура тотчас же нашла в предстоящем тюремном заключении массу достоинств. — Выучу в совершенстве французский язык. И выучу тюремное арго! Стану писать по-французски. А сколько материала для книг в тюрьмах прямо под ногами валяется. Достоевский стал Достоевским, лишь пройдя через каторгу. И Жан Женэ вряд ли стал бы Женэ без тюрьмы… Да и кто тебя ждет на свободе? Никто тебя не ждет. Эммануэль Давидов ждет ребенок. У нее есть холеный отец и мать-аристократка. У химика-пианиста Эжена есть нелюбимая им, но семья, а кто ждет тебя на улице Архивов? Никто, и это хорошо. Ты — компактная, независимая единица. Все твое с тобой. Сиди себе. Может быть, позволят иметь карандаш».
Их было четверо в камере, когда я вошел. Вернулся с допроса мальчишка, глаза были красные, очевидно, плакал, и стоял, прилипнув к стене необыкновенно грустный, дистрофического сложения человек в джинсовом костюме. Было ясно, что он молод, но совершенно безволосая голова и преждевременные глубокие складки на лице заставляли думать, что тяжелая болезнь поселилась в джинсовом человеке. Я решил, что у него рак и его подвергают хемотерапии.
— И я хочу позвонить! — вскричала Давидов, узнав о том, что мне позволили позвонить в издательство. — Я должна позвонить моему мальчику и моему адвокату!
Эжен застучал в дверь, требуя внимания. После переговоров с недовольным полицейским Давидов увели.
Вернулась она нескоро, но заметно повеселевшая.
— Есть надежда, что мы сможем выбраться отсюда, избежав суда. Адвоката не оказалось в бюро, и мне в голову пришла прекрасная идея. Я позвонила приятелю Франсуа, моего покойного мужа. Он комиссар полиции и тоже пьед-нуар.[45] Он сказал, что приедет говорить с нашим комиссаром…
— Когда? — Эжен возобновил ломание рук. — Жрать хочется.
— Сказал, что выезжает.
Ракового больного увели. Я смог опуститься на пол и принял ту же позу, в какой находился до вызова на допрос.
— Странный ты, Эдуард… — сказала Давидов, примостившись в нише окна. — Почему ты молчишь? Ты что, их боишься?
— Да, — сказал я. — Я им не доверяю. И я их боюсь. И что я должен, по-твоему, делать? Биться головой о стенку?
— Но ты не проявляешь эмоций, Эдуард, — осторожно заметил Эжен. — Нужно выбираться отсюда. Нельзя вести себя пассивно. Ты сказал им, что ты писатель, что у тебя как раз сейчас вышла книга?
— Что писатель — сказал. Что вышла книга — нет. Спросят — скажу. Я не хочу выглядеть как глупый хвастун.
— Нужно было сразу же заявить: «Я — писатель! Если вы сейчас же не выпустите нас, я устрою скандал во всех газетах!» — Давидов стукнула себя по колену кулаком.
— Вот этого-то они и не любят больше всего. Когда их запугивают связями и положением.
— Откуда ты можешь знать французскую полицию! Они боятся паблисити! Если они поймут, что схватили известного писателя, они постараются замять нашу историю. А я им сказала: «Этот парень в белом пальто — известный русский писатель! И если вы не хотите неприятностей — оставьте нас в покое! Выпустите нас!» — Давидов сердито перебросила волосы с правой груди на спину.
— Я буду известным писателем. Но я еще не известный писатель, — твердо сказал я.
И они оставили меня в покое, поняв, что меня не исправишь. В основном, я так понимаю, им было неприятно мое молчаливое спокойствие. Я себе сидел на корточках, как китаец, накурившийся опиума, и старался размышлять о приятных вещах. Они же, прилепившись друг к другу, замерли на некоторое время в нише окна. Но так как беспокойство разрывало их изнутри, они вскочили и стали ругаться.
Около трех часов, в это время у «вольняшек» кончается ленч, или дэжэнэр, явился уже знакомый мне инспектор, увел Давидов и почти мгновенно возвратил. Давидов улыбалась.
— Мой приятель комиссар обедал с нашим комиссаром. Сейчас нам принесут сэндвичи и пиво. Зарегистрируют наши показания и показания бригады бандитов. Бандиты прибудут в четыре. Все утро они, оказывается, отсыпались… Комиссар должен надавить на них, чтобы они сняли обвинения против нас. Я видела свой «фольксваген». Он стоит во дворе. Нам всем очень повезло, вы знаете… В «фольксвагене» две пулевые дыры. Кстати говоря, в задней части автомобиля. Там, где сидел ты, Эдуард…
Роман «Это я — Эдичка» — история любви с откровенно-шокирующими сценами собрала огромное количество самых противоречивых отзывов. Из-за морально-этических соображений и использования ненормативной лексики книга не рекомендуется для чтения лицам, не достигшим 18-летнего возраста.
«Палач» — один из самых известных романов Эдуарда Лимонова, принесший ему славу сильного и жесткого прозаика. Главный герой, польский эмигрант, попадает в 1970-е годы в США и становится профессиональным жиголо. Сам себя он называет палачом, хозяином богатых и сытых дам. По сути, это простая и печальная история об одиночестве и душевной пустоте, рассказанная безжалостно и откровенно. Читатель, ты держишь в руках не просто книгу, но первое во всем мире творение жанра. «Палач» был написан в Париже в 1982 году, во времена, когда еще писателей и книгоиздателей преследовали в судах за садо-мазохистские сюжеты, а я храбро сделал героем книги профессионального садиста.
Возможно, этот роман является творческой вершиной Лимонова. В конспективной, почти афористичной форме здесь изложены его любимые идеи, опробованы самые смелые образы.Эту книгу надо читать в метро, но при этом необходимо помнить: в удобную для чтения форму Лимонов вложил весьма радикальное содержание.Лицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«...Общего оргазма у нас в тот день не получилось, так как Наташа каталась по полу от хохота и настроение было безнадежно веселым, недостаточно серьезным для общего оргазма. Я читал ей вслух порносценарий...»Предупреждение: текст содержит ненормативную лексику!
• Эксцессы• Юбилей дяди Изи• Мой лейтенант• Двойник• On the wild side• Американский редактор• Американские каникулы• East-side — West-side• Эпоха бессознания• Красавица, вдохновляющая поэта• Муссолини и другие фашисты…• Press-Clips• Стена плача• The absolute beginner• Трупный яд XIX века• Веселый и могучий Русский сексЛицам, не достигшим совершеннолетия, читать не рекомендуется!
«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Острые, едкие, саркастические памфлеты Э. Лимонова обличают реальных персонажей с реальными фамилиями, ответственных за реальные ошибки или преступления. Как сказал сам автор: «Возможно, статьи, собранные под обложкой этой книги, приближаются по страстности к реву солдата, ворвавшегося во вражескую траншею и работающего вовсю штыком».
Эдуард Лимонов считает себя человеком действия, а не литератором. Потому статьи его всегда остры и даже резки. Самые важные мировые проблемы: выборы, войны, теракты — никогда не проходят мимо его внимания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга написана в тюрьме, в первые дни пребывания в следственном изоляторе `Лефортово`, я, помню, ходил по камере часами и повторял себе, дабы укрепить свой дух, имена Великих узников: Достоевский, Сад, Жан Жене, Сервантес, Достоевский, Сад… Звучали эти мои заклинания молитвой, так я повторял ежедневно, а по прошествии нескольких дней стал писать эту книгу… Это бедные записки. От них пахнет парашей и тюремным ватником, который я подкладываю себе под задницу, приходя писать в камеру №25… Бедные, потому что справочной литературы или хотя бы энциклопедического словаря, чтобы уточнить даты, у меня нет.